Владимир Савченко - Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)

– Ничто не сотворено, – шептали губы, – ничего не было и нет. Восприятие фермы и крана как звероящера не более ложно, чем восприятие их как фермы и крана. Ничто не сотворено!

Шел очередной день, трудовой сложный день большого НИИ. Всюду в помещениях его, на площадках около скоростных лифтов, даже во многих коридорах на стенах сияли табло времен – для ориентации, для взаимодействий верха и низа.

347-й день Шара

N = N0 + 598179686 миропроявление МВ

День текущий: 14,5844 сентября,

или 15 сентября, 14 час 1 мин 32 сек 15 соток

На уровне К150: 15 + 87 сентября, 15 час 50 мин

На уровне К144: 15 + 84 сентября, 3 час 41 мин

На уровне К120: 15 + 70 сентября, 3 час 4 мин

На уровне К96: 15 + 56 сентября, 2 час 27 мин

На уровне К72: 15 + 42 сентября, 1 час 50 мин

На уровне К48: 15 + 28 сентября, 1 час 13 мин

На уровне К24: 15 + 14 сентября, 0 час 36 мин

На уровне К6: 15 + 3 сентября, 12 час 9 мин

На уровне К2: 15 + 1 сентября, 4 час 3 мин

Но Корнев сейчас смотрел и на них иначе: если среда первична и плотнее нас, то именно эти числа, как их ни выразить… и проще-вернее как раз десятично, с дробями, не затуманивая себя «месяцами» и «секундами», – именно они выражают Главное, что происходит в мире. Количественно главное, самое крупное, большое: течет время, мощный поток – с малой турбуленцией, по Любарскому. Вот и все. А мы в этом малом бурлении и кажемся себе о-го-го только потому, что прочее не чувствуем, не замечаем и знать не хотим. «Такая же цена и моим сложным переживаниям. Да и всей жизни. Не я ее отрицаю – табло ее отрицает».

Когда человек вдруг поймет гораздо больше, чем понимал до этого, ему обычно кажется, что он понял все. Это опасный момент в процессе познания, с него может начаться заблуждение еще более глубокое, чем было до этого. Александр Иванович Корнев открыл и понял немало в изысканиях в Шаре – как вместе с другими, так и сам. Это новое впиталось в него, впиталось в натуру человека, который никогда не отделял рассудок от чувств, у которого, вернее сказать, рассудок и талант всегда служили достижению намечаемого чувствами. И новое это само становилось чувством – общим, преобладающим, подавляющим остальные, потому что касалось всего в жизни. И еще потому, что, начав исследовать что-либо мыслью, Корнев – на счастье свое и на беду свою – не мог, не умел остановиться, не додумав до конца.

И как безудержен, пристрастен был Александр Иванович в работе, в поиске, в увлечениях своих, так же безудержно страстен был он сейчас в гневном, горестном отрицании всего. Ну ладно – пусть бы другие так вляпались со своей «разумной деятельностью», пусть их усилия и результаты стихия складывает в простые до тупости мировые процессы рыхления, нагрева, спада выразительности… Но он сам-то, он, Александр Корнев, чей жизненный принцип был: никогда не оказываться марионеткой ни в чьих руках, использовать обстоятельства и людей для достижения своих целей! И выходит, что это его самоутверждение – как раз не «само», а именно те ниточки, посредством которых природа (поток времени? Вселенная?) ненавязчиво и мягко управляла им – наравне со всеми! – в процессе финального оживления-смешения, раскручивания планеты на разнос. Стремясь к творческому самоутверждению, выполнять чужую – и бессмысленно-стихийную – волю! Противостоя созиданием власти мелких природных явлений – тем только усиливать и ускорять крупные!

«Хо-хо-хо! Хаа-ха-а-хаа! Дзынь-ля-ля! Смотрите на меня, идиота! Смотрите на всех нас, смейтесь и показывайте пальцами. Никакой нарочитый манихейский дьявол не смог бы так изощренно и всесторонне одурачить умников, как это сделали они сами, приняв свое стремление к самоутверждению, к оригинальности за нечто высокое. О, дурни хвостатые и бесхвостые!.. Почему мы считаем, что мы вне мировых процессов, что планета – да что, вся Вселенная! – лишь подмостки для вечной человеческой «драмы», в которой отрицательных поймают, а положительные поженятся, сделают карьеру и наплодят детей? Смотрите: фейерверками метеоров рассыпаются миры, где всего наделали, всех поймали и наплодили, где одни доказывали другим, что они лучше, а те доказывали этим, что нет, они еще лучше, а эти: нет, это мы еще и еще, а на их еще – еще, еще и еще!.. Смотрите: не просто так вспыхивают сверхновыми звезды – от неудовлетворенности подобных нам разбухают и вспыхивают они. Потому что неудовлетворенность, порождающая стремления и замыслы, обнаруживающая все новые проблемы, чтобы их решить, – лишь темное наше название для простой глубинной энергии, высвобождающейся нынче в мире – высвобождающейся через нас! И все больше всем всего надо, все новее, современнее… Все быстрее стареет – и чаще морально, нежели реально – созданное: на свалку его, в кучи, под снос. Ходи, изба, ходи, печь! И все напряженней надо смекать, вникать, шевелить извилинами: разрушение планеты – дело непростое, требующее куда большего ума, чем создание ее. Пылай, бурли, клокочи в своей погоне за счастьем, протоплазма!.. Ха-а, ха-а, ха-а!.. О боже, зачем только я это видел?»

И не замечал Александр Иванович, что, разоблачая ложность движущих людьми чувств, он сам охвачен досадой, яростным злорадством, горечью, гневом – чувствами из того же набора, которой разоблачал; отрицая слова – мыслил словами и даже далеко преступал доступный словам предел, – предел, за который может вторгаться только искусство в самых высоких своих проявлениях (потому что в области этой действительно грубы и неточны слова, неуместны формулы и числа; здесь владычествуют мыслечувства и мыслеритмы – то, что еще предстоит осознать).

Странен человек в заблуждении.

Он спустился, через проходную вышел из зоны. Тотчас подкатила ожидавшая его черная «Волга». Главный инженер покачал головой, пошел в другую сторону, прочь от ревущего шоссе: захотелось вдруг отыскать тропинку – ту, протоптанную через чистое поле к Шару минувшей зимой, тысячу лет назад. Но где там, исчезла она под кучами строительного мусора, обломков, под штабелями кирпича и плит, разломанными контейнерами, какими-то трубами, перепахана канавами и ямами. Башня, вырастая в Шар бетонным деревом, взбулгачила землю у корней своих.

«Нас перло вверх, в обширное пространство и ускоренное время, а мы катились на нарастающей волне возможностей, принимали стремление стихий за свои замыслы, объясняли непонятное себе и другим, решали, действовали, планировали… самообольщались вовсю!»

Наконец он выбрался из кольца мусорных и строительных завалов, поднялся на бугор слежавшейся земли рядом с глубокой ямой – следом какого-то брошенного начинания. Позади был Шар, впереди домики Ширмы, сады со старыми ветвистыми яблонями за дощатыми заборами. А вдали, правее поселка, – нарастал серо-желтой волной ячеистых пузырей-зданий, выпирал в блеклое небо трубами и вышками, дышал дымами и промышленным теплом размытый от суеты город. Свищ, вихрь активности. Корнев остановился, глядел перед собою – как на чужое, инопланетное, из MB.