Рик Янси - 5-я волна

Я поворачиваюсь, чтобы уйти с крыши, но Рингер хватает меня за руку:

— Подожди! Мы не можем вернуться без имплантатов.

До меня не сразу доходит, но через секунду я понимаю, о чем говорит Рингер. Без имплантатов мы будем светиться в оптике у наших ребят.

— Кекс уложит нас, как только выйдем на дорогу.

— Сунем их за щеку?

Я трясу головой — вдруг проглотим?

— Надо вставить обратно, наложим повязки и…

— И будем надеяться, что не выпадут?

— И что мы их не отключили уже… Что? Слишком много надежд?

У Рингер приподнимается уголок рта.

— Может быть, это наше секретное оружие.

— Ни черта не понимаю, это ерунда какая-то, — говорит мне Кремень. — Резник стрелял в нас с крыши?

Мы сидим за половиной бетонной стены в паркинге: Рингер и Кекс заняли позиции на флангах и наблюдают за улицей; Дамбо сидит с одной стороны от меня, Кремень с другой, а между ними, уткнувшись лбом мне в грудь, — Чашка.

— Резник — гад, — в третий раз повторяю я Кремню. — «Приют» — лагерь гадов. Они использовали нас, чтобы…

— Заткнись, Зомби! Ты спятил, это бред параноика! — Широкая физиономия Кремня наливается кровью и становится похожа на свеклу, его сросшиеся брови прыгают вверх-вниз. — Вы убили нашего инструктора! А инструктор пытался убить нас! На задании по уничтожению гадов! Вы, ребята, делайте, что хотите, но с меня хватит. Я в этом не участвую.

Кремень встает на ноги и грозит мне кулаком:

— Я возвращаюсь к месту встречи и жду эвакуации. Это все… — Он пытается подобрать подходящее определение и выбирает «дерьмо собачье».

— Кремень, — говорю я негромко и спокойно, — отставить.

— Вот это да! Ты превратился в Дороти. Дамбо, Кекс, вы что, ему поверили? Вы не можете на это купиться!

Я достаю из кармана серебристый планшет, открываю крышку и демонстрирую его Кремню:

— Видишь зеленую точку? Это ты.

Прокручиваю картинку до его номера и выделяю прикосновением пальца. Зеленая кнопка начинает мигать.

— Знаешь, что будет, если нажать на эту кнопку?

Это одно из тех мгновений, которое не отменишь и которое до конца жизни не даст спокойно уснуть.

Кремень прыгает вперед и выхватывает у меня планшет. — Из-за лежащей у меня на коленях Чашки двигаюсь замедленно, поэтому, прежде чем Кремень нажимает на кнопку, успеваю только крикнуть: «Нет!»

Голова Кремня резко откидывается назад, как будто он получил сильный удар в лоб. У него отвисает челюсть, а глаза закатываются к потолку.

И в следующую секунду он падает, как марионетка, у которой перерезали сразу все нитки.

Чашка кричит, Рингер забирает ее у меня, а я опускаюсь на колени рядом с Кремнем. Проверяю пульс, хотя делать это совсем не обязательно. Чтобы убедиться в смерти Кремня, достаточно посмотреть на дисплей планшета. На месте зеленой точки теперь светится красная.

— Рингер, кажется, ты была права, — говорю я через плечо и забираю планшет из безжизненной руки Кремня.

Моя рука трясется. От паники. От растерянности. Но больше всего от злости на Кремня. Я еле сдерживаюсь, чтобы не двинуть кулаком в его щекастую физиономию.

— Что теперь будем делать, сержант? — спрашивает у меня за спиной Дамбо; он тоже в шоке.

— Сейчас ты вырежешь имплантаты у Кекса и Чашки.

— Я? — переспрашивает Дамбо, и его голос поднимается на октаву.

Мой, наоборот, на одну опускается:

— Ты же у нас санитар? Рингер вырежет твой.

— Хорошо, но потом-то что будем делать? Мы не можем вернуться. Куда нам теперь идти?

Рингер смотрит мне в глаза. Я уже немного научился читать по ее лицу. Уголки рта чуть опущены, значит, она напряглась, как будто уже знает, что я собираюсь сказать. А что? Может, и знает.

— Вы не вернетесь в лагерь, Дамбо.

— Ты хотел сказать, мы не вернемся, — поправляет меня Рингер. — Мы, Зомби.

Я встаю, кажется, целую вечность и подхожу к Рингер. Ветер откинул ее волосы на одну сторону, и они развеваются, как черный флаг.

— Один из наших остался в лагере, — говорю я.

Рингер резко вскидывает голову, и челка очень красиво взлетает у нее над бровями.

— Наггетс? Зомби, ты не можешь пойти за ним. Это самоубийство.

— Я не могу его оставить, — пытаюсь объяснить я, а сам даже не знаю, с чего начать. — Я обещал…

Как высказать это словами? Невозможно. С таким же успехом можно искать точку, в которой начинается круг.

Или первое звено в серебряной цепочке.

— Я уже убегал, — говорю наконец. — И больше этого делать не стану.

Снег. Белые точки кружат и падают на землю.

Река. Черный поток, несущий запахи человеческих испражнений и останков, скользит под низкими облаками, а за ними скрыт зеленоватый глаз корабля-носителя.

И восемнадцатилетний школьный футболист в солдатской форме, с мощной самозарядной винтовкой, которую ему выдал тот, кто прибыл на корабле-носителе. Школьный футболист в форме солдата сидит, прислонившись к памятнику настоящему солдату, который воевал и погиб с чистым разумом и чистым сердцем. Враг не смог залезть в голову этого солдата, он не подменил в его сознании добро на зло, не использовал веру человека, чтобы превратить его в оружие против человеческого рода.

Парень возле памятника не вернулся, когда ему следовало вернуться, и теперь он возвращается, когда возвращаться не следует. Потому что главное — выполнить данное обещание. Сейчас нет ничего главнее этого.

Его зовут Зомби, и, если он нарушит свое обещание, война будет закончена. Не большая война, а та, которая имеет значение, та, которая идет в его сердце.

Она идет в парке у реки, над которым кружит снег.

Я чувствую приближение вертолета раньше, чем его слышу. Меняется давление, я ощущаю это оголенными участками кожи. Потом ритмичные удары лопастей; я встаю и зажимаю ладонью пулевое ранение в боку.

— Куда стрелять? — спросила Рингер.

— Не знаю, только не в ногу и не в руку.

— Выстрели ему в бок с близкого расстояния, — посоветовал Дамбо, который успел хорошо познакомиться с человеческой анатомией в ангаре по обработке и уборке. — И вот под таким углом, а то кишки продырявишь.

— А что будем делать, если я все-таки продырявлю тебе кишки? — спросила Рингер.

— Похороните, потому что я сдохну.

Улыбка? Нет. Опять неудачно.

А потом, когда Дамбо осмотрел мою рану, она спросила:

— Сколько тебя ждать?

— День, не больше.

— Один день?

— Ладно, два. Если мы не вернемся через сорок восемь часов, значит, уже не вернемся.

Рингер не стала спорить, просто сказала:

— Не вернетесь через сорок восемь часов, я пойду за вами.

— Глупый ход, гроссмейстер.

— Это не шахматы.

По периметру парка растут деревья. Над голыми ветками появляется черная тень. Роторы стучат, как огромное сердце. Я хромаю к открытому люку, холодный ветер давит на плечи.