Клиффорд Саймак - Всякая плоть – трава [litres]

– А ты сам?! И все твои друзья?!

– Ну а что было делать, Элф? Что бы ты сделал на моем месте? Раззвонил бы по всему Милвиллу – и чтоб все посходили с ума?

– Не знаю, – сказал Элф. – Сам не знаю, что бы я сделал.

– Слушай, Элф, а сенатор сейчас где? В гостинице?

– Думаю, там. Ты хочешь ему позвонить, Брэд?

– Не знаю, будет ли толк. Но, может, стоит попробовать.

– Тогда я кладу трубку. Вот что, Брэд…

– Да?

– Счастливо тебе… То есть… о черт! Просто – желаю успеха!

– Спасибо, Элф.

В трубке щелкнуло – он дал отбой, теперь я слышал только гудение. У меня так затряслись руки, что я и не пытался опустить трубку на рычаг, осторожно положил ее прямо на стол.

Джо Эванс смотрел на меня в упор.

– Так ты знал, – сказал он. – Все время знал.

Я покачал головой:

– Что они на это пойдут – не знал. Генерал обмолвился об этом как о последнем средстве, на самый крайний случай. И Дейвенпорт на него накинулся…

Я не договорил, я уже и не помнил, что хотел сказать. Слова теряли всякий смысл. Джо все не сводил с меня глаз. И вдруг меня взорвало.

– Не мог я никому сказать, черт возьми! – заорал я. – Я попросил генерала, если уж ему придется на это пойти, так чтоб без предупреждения. Чтоб нам ничего не знать заранее. Просто вспышка – и все, мы бы, наверно, ее и не увидели. Ну, погибли бы, но одна смерть куда ни шло. А так умираешь тысячу раз…

Джо взялся за телефон.

– Попробую дозвониться до сенатора, – сказал он.

Я сел.

Пусто внутри. Точно меня выпотрошили. Джо говорит по телефону, а я не разбираю слов, будто на несколько минут создал отдельный крохотный мирок для себя одного (видно, в обычном мире, среди людей, мне уже нет места) и укрылся в нем, как укрываешься с головой одеялом.

Худо мне, тошно, и зол я, и мысли путаются.

…Джо мне что-то говорил, а я даже не замечал этого, только под самый конец спохватился:

– Что? Что такое?

– Я заказал междугородный разговор. Нас соединят.

Я кивнул.

– Я объяснил, что дело очень важное.

– Не знаю… – сказал я.

– То есть как? Конечно же, это…

– Не знаю, что тут может поправить сенатор. Не знаю, что изменится, если мы с ним и поговорим – я, ты, кто угодно.

– Сенатор Гиббс – человек влиятельный, – сказал Джо. – И он очень любит это доказывать.

Некоторое время мы сидели молча и ждали звонка. Что скажет сенатор? Что он знает о нашей судьбе?

– А как быть, если никто за нас не вступится? Если никто не станет за нас драться? – вновь заговорил Джо.

– Ну а что мы можем? Бежать – и то нельзя. Никуда не денешься. Сиди и жди, пока в тебя трахнут, – очень удобная мишень.

– Когда в Милвилле узнают…

– Узнают из «Последних известий», как только это просочится. Если просочится. Телевидение и радио мигом сообщат, а все милвиллцы прилипли к приемникам.

– Может, кто-нибудь нажмет на Дейвенпорта и заставит его прикусить язык.

Я покачал головой:

– Утром он был зол как черт. Так и накинулся на генерала.

А кто из них был прав? Да разве за такой короткий срок разберешься, кто прав, а кто нет?

Издавна люди воевали с вредными жучками и саранчой, со всевозможными врагами урожая, со всякими сорняками. Воевали, как могли. Истребляли и уничтожали, как могли. Приходилось всегда быть настороже, чуть зазевайся – и сорные травы тебя одолеют. Разрастутся в каждом углу, под заборами, среди живых изгородей, на пустырях. Они нигде не пропадут. В засуху гибнут злаки, чахнет кукуруза, а сорные травы, упорные и выносливые, знай растут и зеленеют.

И вот появляется новая вредоносная трава, выходец из иного времени; быть может, она способна не только заглушить, вытеснить пшеницу с кукурузой, но и уничтожить человечество. Если так, остается одно: воевать с нею, бороться всеми средствами, как с любым зловредным сорняком.

Ну а если это не простой сорняк, а особенный, на редкость живучий? Если он отлично изучил и людей, и растения – и эти познания и способность приспосабливаться к любым условиям помогают ему выжить, как бы ожесточенно ни боролись с ним люди? Если ничем другим не возьмешь, кроме высокой радиоактивности?

Ведь именно так решена была задача, поставленная в той странной лаборатории в штате Миссисипи.

И если задача решается так, Цветы могут сделать только один, самый простой вывод. Избавиться от угрозы радиации. А попутно завоевать благодарность и любовь человечества.

Допустим, все так и есть. Тогда прав Пентагон.

Раздался звонок. Джо снял трубку, протянул мне.

Язык не слушался, губы одеревенели. С трудом я выталкивал из себя жесткие, отрывочные слова:

– Алло. Слушаю. Это сенатор?

– Да.

– Говорит Брэдшоу Картер. Из Милвилла. Мы сегодня утром разговаривали. У барьера.

– Ну конечно, я помню, мистер Картер. Чем могу быть вам полезен?

– Дошел слух…

– Распространилось множество разных слухов, Картер, до меня тоже их доходит немало.

– …что на Милвилл сбросят бомбу. Сегодня утром генерал Биллингс сказал…

– Да, – не в меру спокойным тоном произнес сенатор, – я тоже это слышал и был весьма встревожен. Но никаких подтверждений не последовало. Это всего лишь слухи.

– Попробуйте стать на мое место, сенатор. Вам неприятно это слышать – и только. А нас это кровно касается.

– Понимаю, – сказал сенатор.

Я так и слышал, как он мысленно спорит сам с собой.

– Скажите мне правду, – настаивал я. – Решается наша судьба.

– Да, да, – сказал сенатор. – Вы имеете право знать. Этого я не отрицаю.

– Так что же происходит?

– Достоверно известно только одно. Между атомными державами ведутся совещания на самом высоком уровне. Это условие пришельцев, знаете, для всех – гром среди ясного неба. Разумеется, совещания эти совершенно секретные. И вы, конечно, понимаете…

– Ну ясно, – сказал я. – Обещаю вам…

– Да нет, не о том речь. Еще до утра газеты наверняка что-нибудь пронюхают. Но мне все это очень не нравится. Похоже, что там пытаются прийти к какому-то соглашению. Учитывая настроения широких масс, я весьма опасаюсь…

– Ох, пожалуйста, сенатор, только без политики!

– Прошу извинить. Я не то имел в виду. Не стану от вас скрывать, я крайне обеспокоен. Я стараюсь собрать самые достоверные сведения.

– Значит, положение критическое.

– Если этот барьер сдвинется еще хотя бы на фут или случится еще что-либо непредвиденное, не исключено, что мы предпримем какие-то шаги в одностороннем порядке. Военные всегда могут заявить, что они действовали в интересах всего человечества, спасали мир от вторжения чуждых сил. Они могут также заявить, что располагают сведениями, которых больше ни у кого нет. Могут объявить эти сведения совершенно секретными и откажутся их огласить. Опубликуют какую-нибудь подходящую версию, а когда дело будет сделано, преспокойно подождут, пока пройдет время и все уляжется. Конечно, скандал будет страшный, но они это перенесут.