Сергей Лукьяненко - 2084.ru [сборник, litres]

– На каждом углу.

– Колы. Больше некому… Вы от них, коллега, держитесь подальше – судя по всему, в вас заподозрили очередное воплощение. Хотя нет худа без добра – будут теперь беречь как зеницу ока…

– А есть от чего беречь?

– Да так… Здесь, конечно, не город, но…

Выпили. Треплев набросился на еду.

– Нет, не понимаю! – раздраженно сказал он, расправившись с подостывшим бигусом. – Неужели в это можно верить всерьез? Воскрешение, воплощение…

– Почему бы нет? – философски заметил смотритель. – На то она и вера…

– Да, но быть ее объектом…

Пожилая копия Антона Треплева выпрямилась в кресле и, чуть откинув голову, воззрилась на Треплева-младшего.

– Как-то вы странно это сказали… Словно и впрямь вообразили себя… сами знаете кем…

– А вы можете доказать обратное?

– Могу… – глуховато отозвался смотритель. Взял свою рюмку, однако до рта не донес – уставился на нее, старея на глазах. – Вы недавно спросили меня, коллега, – мертвым голосом промолвил он, – почему никогда, ни при каких обстоятельствах вы не сможете оказаться настоящим Антоном Треплевым… Отвечу… Только между нами… – И он через силу поднял на собеседника исполненные скорби глаза. – Потому что настоящий Антон Треплев – я…

Нет, это уже было слишком!

– У вас – шрамики, – пристально глядя на самозванца, сказал Антон.

– Что?..

– У вас на лице – шрамики, – раздельно повторил Антон. – Пластическая операция?

– Нет, – печально отозвался пожилой сотрапезник. – Не было никакой пластической операции… А шрамики – да. Шрамики пришлось сделать…

Кажется, должна была последовать исповедь. И она последовала.

– Во-первых, коллега, – поведал с тоской смотритель, – забудьте все, чему вас учили в школе. Теракт я совершил в одиночку… Подполье возникло уже потом…

Успевший настроиться на иронический лад Антон Треплев не ожидал такого начала. Сказанное вполне соответствовало действительности… Хотя… Музейный работник… Наверняка имеет доступ к архивам – там и раскопал всю правду… часть правды… Да вот и Иоганн Себастьянович давеча сболтнул нечто похожее: дескать, сдать подполье с потрохами ему даже не предлагали – видно, сдавать еще было нечего.

– А как же, простите, подвал? – поддел Антон. – Сами же сегодня говорили, что Треплев собирал в нем своих боевиков…

– Да мало ли я что говорил!.. – вспылил смотритель. – На сходке-то!.. – Тут же угас и разлил еще по одной. Махнул водку залпом, помотал редеющей шевелюрой. Собутыльник помоложе ограничился тем, что тронул губами краешек рюмки и снова отставил, – весь внимание.

За черным ночным окном беззвучно мельтешили крылышками две караморы. Интересно, могут они подслушивать сквозь стекло?

– А вы, тезка, – с нетрезвой назидательностью промолвил выпивший, старательно выговаривая слова, – привыкайте… привыкайте к двойной жизни… Такая уж у нас работа: на публике – одно, с коллегами – другое…

«Когда-нибудь стану таким же, – мрачно думал Треплев, изучая морщинистое испитое лицо. Мешки под глазами – как застывшие наплывы свинца. – Если доживу, конечно, до его лет…»

– Давайте вернемся к теракту!

– Ну а что теракт?.. – с отвращением проговорил коллега. – Кстати! Знакома вам такая фамилия – Джедаев?

– Где-то слышал, – слегка покривил душой Антон.

– Только слышали?.. Ну, значит, ваше счастье!.. А мне вот от него прятаться пришлось по хуторам… лет десять, если не больше…

– Он кто?

– Жертва теракта!

Ну вот теперь история заболевания (или симуляции, что вернее всего) начинает помаленьку высвечиваться. Горемыку перепутали с Треплевым. А потом он и сам себя с ним перепутал. Собственно, почему бы и нет? За десять лет метаний и страха вполне можно вообразить себя тем, за чьи грехи вот-вот придется ответить.

– Купил у бомжа паспорт, – уныло повествовал смотритель, – уехал в глубинку, прижух, стал ждать…

– Чего?

– Когда срок давности истечет… Когда буча поутихнет… Ага! Утихла она… Такое поднялось!..

– А где сейчас Джедаев?

– Там же, где и все Джедаевы! За границей. В бегах…

– От кого?

– В том числе и от Интерпола.

– Убил кого-нибудь?

– Да. Четверых. И все убитые, что характерно, Треплевы… С первой могилы по пятую. Четвертый ухитрился погибнуть самостоятельно… Но это, учтите, опять-таки между нами… Документы из музея изъяты, а сам я – под подпиской о неразглашении…

Несколько секунд Антон сидел неподвижно. При мысли о том, что бы случилось, останься он в прошлом, прошиб озноб. Дрогнувшей рукой взял со стола свою рюмку, выпил до дна. Перекрестился.

– Царство им небесное… – пришибленно пробормотал он. – Вот угораздило… А документы почему изъяты?

– Н-ну… видимо, в Конторе посчитали неуместным, что Треплеву противостоял какой-то бандюган. Несолидно, знаете…

– Так Контора – она за кого? За отшибленных или за тихушников?

Смотритель вздохнул.

– Всяк за себя, – изрек он. – Одна Контора за всех… Но я, с вашего позволения, продолжу. Прижух. Затаился. Вкалываю на ферме у одного азербайджанца… Потом у корейца… А вокруг… Гражданская война! Один самозванец, другой, третий… Вам сколько лет?

– Сорок один.

– Ну, стало быть, сами застали… Потом, годков этак через десять, в самом деле вроде унялись малость… Резерваций понастроили, с нейтральной зоной разобрались… Хотя с ней до сих пор еще разбираются!.. Музей отгрохали, объявили конкурс на место смотрителя… Главное условие, чтоб похож был. Ну я и…

– А шрамы-то зачем?

– Так… На всякий случай. Боялся: вдруг догадаются, что я – это я…

Да, пожалуй, тут не симуляция, тут именно заболевание… Ох и натерпелся бедолага! И не из-за кого-нибудь натерпелся-то – из-за него, из-за Антона Треплева… А историю себе он, следует признать, вылепил вполне достоверную. Только вот про Голокоста упомянуть забыл – видимо, просто ничего о нем не знает… Можно, конечно, уличить, но стоит ли? Ловить подобных типов на вранье бесполезно – выкрутится в любом случае.

Вспомнилось вдруг, что в каком-то екатерининском документе Пугачев был сгоряча назван лжесамозванцем.

Лжесамозванец тем временем выбрался из кресла, встал, пошатнулся.

– Что-то я сегодня того… – с трудом ворочая языком, пожаловался он. – Перебрал… Пойду восвояси…

Утро началось бурно – Треплев был разбужен бешеным стуком в дверь.

– Антон Антонович!.. – Отчаянный женский голос, кажется, принадлежал Громовице. – Антон Антонович, откройте!..

Вскочил с постели, чуть не опрокинув столик с остатками вчерашнего ужина, чертыхнулся, открыл. Так и есть – Громовица.

– Одевайтесь! – задохнувшись, велела она. – Быстрее!..