Сергей Лукьяненко - 2084.ru [сборник, litres]

– ☺…

В черном окне фоторамки отражалось его искаженное улыбкой лицо и грузное обмякшее тело.

– Внимание! – Ведущий новостей выглядел испуганным. То и дело трогал затылок, делая вид, что поправляет прическу. – Экстренное сообщение! Граждане! Сохраняйте спокойствие! Система «ЗОЖ» была атакована неизвестным вирусом. Оставайтесь там, где находитесь, не подвергайте ваши жизни и здоровье опасности. Дождитесь восстановления систе…

Седов моргнул. Раз. Другой. И замер. По щеке, вычерчивая кривую дорожку, ползла слеза.

Кашпо было настолько мерзким, что от восторженного ужаса перед темным талантом неведомого мастера даже захватывало дух.

Расстегнутые мешковатые шаровары депрессивного клоуна, доверху наполненные слабокислым грунтом, – зрелище само по себе не для учениц начальной школы. Но из грунта вдобавок торчал под углом градусов в шестьдесят длинный живой кактус с пожелтевшей верхушкой. Как бы в премию.

Торчал отнюдь не задорно – когда бы задорно, общее впечатление от фигурки наверняка оказалось бы столь же гадостным, но все не таким удручающим. Возможно, тогда бы она выражала что-нибудь вроде дерзкого мальчишеского вызова хайпа ради, некую юношескую фронду автора, сфорцу этакую. Однако кактус в креативном кашпо, похоже, перестали поливать с момента пересадки, отчего он выглядел теперь дряблым и скорбно согбенным обитателем сумасшедшего дома, заколотым седативами и по этому поводу смертельно утомленным жизнью.

Игорь Семенов чуть поколебался, выбирая из трех предложенных продавщицей керамических статуэток. Однако у крайнего слева клоуна тоскливая ухмылка была прорисована столь небрежно и криво, на одной щеке несимметрично загибаясь вниз подобно доходам населения на инфографике за последние кварталы, что лицо похотливого арлекина приобрело совершенно отталкивающее выражение, сходное с физиономиями отдельных персонажей франшизы «Восставший из ада». Поэтому Семенов в конце концов остановился именно на нем. Бережно уложив удачную покупку в пластиковый пакет, чтобы не раскокать раньше времени, он двинулся к метро, огибая обширные мутные лужи с глиняными архипелагами, раскинувшиеся посреди тротуара.

«Хватай засранца!» – экспрессивно призвал его хрестоматийный плакатный красноармеец начала прошлого века, сердито тыча в прохожих пальцем с рекламного видеоэкрана, вознесенного высоко над толпой на противоположной стороне проспекта Шамиля Басаева.

Семенов приподнял левую бровь. Экран послушно замерцал, и изображение на нем изменилось. Теперь это была классическая Родина-Мать с военного плаката, которая обычно зовет, но сейчас, судя по всему, готова была пуститься в пляс, потому что лихо сообщала: «Никак не удержаться!»

Дальше, насколько Семенов помнил алгоритм данной рекламной кампании, выносящей потребителю мозг уже не первую неделю, следовала еще одна Родина-Мать, с Мамаева кургана, которая, размахивая мечом, яростно утверждала: «Ах ты ж ёпта, есть и мой размерчик!»

А вот, кстати, и она.

Четвертый слайд, следом за Мамаевым курганом, неизменно открывался девственно чистым. Так надо. Это временно. Чтобы мозг потребителя не слишком перегружался, но оказался в достаточной мере заинтригован на будущее, не имея возможности в дальнейшем проигнорировать грохочущую поступь рекламной кампании.

Совершенно понятно, что рано или поздно, примерно через пару недель, когда любопытство обывателя окажется достаточно подогрето и понемногу закипит, в презентации вместо пустого слайда появится четвертый кадр – с рекламируемым товаром. И будет это, по традиции, какое-нибудь лютое говнище, которое необходимо потребителю вот прямо сию минуту и за любые деньги, а если вдруг денег недостаточно – производитель поможет немедленно оформить кредит. Трюк старый, но до сих пор действует.

Пока было трудно сказать, какого рода будет говнище. По совокупности улик и слоганов Семенов поставил бы на подгузники для взрослых, позволяющие экономить время на походы в туалет во время просмотра сдвоенных хоккейных матчей, марафонов мыльных сериалов или ночей пожирателей рекламы. Или многочасового ультимейт-рубилова по сети в «Передозу». Но едва ли выиграл бы, потому что для столь мелкого товара кампания выглядела чересчур масштабной и ошеломляюще дорогостоящей. Скорее все-таки речь шла о каком-нибудь интимиссими-белье – в том числе и со встроенными сменными подгузниками, тема нынче довольно острая.

Семенов опустил бровь. Жаль, что нет возможности купить в подарок такой вот плакат вместо керамического клоуна с торчащим из штанов кактусом. Но чем богаты, что называется. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Распечатать, к примеру, из Глобалнета плакатным форматом…

Но нет. Не сегодня. Эта мысль еще должна созреть. Сегодня у него есть клоун – достойная заявка на победу.

В целом идея данной рекламной кампании была очевидна: с треском, вприсядку оттоптаться на всяких ветхозаветных отечественных святынях, в очередной раз низвергнутых с постаментов после очередной радикальной смены власти. Как читал в свое время Семенов, для производителя доброжелательное внимание потребителя чуть лучше, чем негативное; но негатив в разы лучше, чем безразличие. Это были неписаные маркетинговые законы прошлого века, на которых долгое время строились все рекламные кампании.

Впрочем, к концу первой трети XXI века розовые сопли с маленькими детьми и котятами работать перестали, и негатив-реклама, без устали долбящая непосредственно в мозг и агрессивно разрушающая всякие устои, приводя потребителя в замешательство, фактически стала мейнстримным рекламным форматом.

Четырехходовка с проспекта Басаева, конечно, едва ли могла претендовать на звание самой мерзкой кампании года. Слабовата в коленках. Недавно на всех уличных мониторах Москвы постоянно крутили рекламу, где крупные политические фигуры прошлого вроде Вашингтона, Махатмы Ганди, Чингисхана, Сталина и Че Гевары были изображены в предельно откровенных гомосексуальных садо-мазо мизансценах с глубоким погружением. Вот, кстати, какую бы дрянь записать для Лобачевского, учитывая его тайную гомофобию!..

Жесткое порно, особенно священное толерантное гей-порно, активно использовалось в рекламе еще с двадцатых годов, так что шумный скандал вызвало отнюдь не оно, а использование в нем реальных исторических персонажей, не замеченных в особом пристрастии к однополой любви. Однако всякое возмущение по этому поводу немедленно гасло, натолкнувшись на возмущение встречное: «Вы что, гомофоб?!» Тут крыть становилось решительно нечем: публично признать себя гомофобом в современной России было не менее рискованно, чем расистом или серийным маньяком-людоедом. Ты сразу оказывался в безвоздушном пространстве всеобщего бойкота, а потом какие-нибудь антифа-активисты невзначай проламывали тебе череп в темном переулке. В назидание.