Сергей Лукьяненко - 2084.ru [сборник, litres]

– Это потом придумали Неделю. А сначала было два праздника подряд – один первого мая, его и сейчас празднуют кое-где в мире, другой девятого. Не помнишь? Военный праздник.

– А, это… Вроде как был у коммуняк такой день освобождения… освобождения… Часто воевали, черти краснопузые!

– Палестины, – подсказал Семенов.

– Какой еще, нахрен, Палестины?! День освобождения Европы от… этого…

– Татаро-монгольского ига, – подсказал Семенов.

– Татаро-монгольского ига! – радостно подтвердил Лобачевский, потом задумался: – Подожди, это же разве при коммунистах было?.. – Он вздохнул. – Тебе хорошо, ты вон профессиональный бездельник, имеешь возможность на работе рыться в книгах и в Глобалнете, а я – бедный маленький коммерсант. Я кручусь как белка в колесе, ложусь в двенадцать ночи и встаю в пять утра. Думаешь, есть когда думать о праздниках? – Лешка снова вздохнул, еще более горестно и протяжно. Пригубил виски, покатал на языке. Дождался, пока приятель тоже отхлебнет и оценит волнующее креозотное послевкусие. – Ну и что там с твоим праздником?

– Отменить хотят, – сказал Семенов. – Уже объявили. Не слыхал? Хотят оставить ровно неделю на мир и труд – с первого по седьмое, а то получается слишком накладно для экономики. Говорят, ветераны Второй мировой все равно уже все поумирали, а современной молодежи это нафиг не надо…

– Носятся с этой современной молодежью, как с писаной торбой, – проворчал Лобачевский. – Оно понятно – демографический спад и все такое, один работающий кормит четырех пенсионеров и так далее. Но в наше время мы работали на совесть, несмотря на то, что никто не сдувал с нас пылинки и не предоставлял режима наибольшего благоприятствования. Это у пролетариата и прочего офисного планктона всегда было времени хоть отбавляй – восемь часов на работу, восемь часов на сон, восемь на глупости. А мы, коммерсанты, пахали как лошади. До сих пор пашем. – Он пожал плечами. – А что касается праздника – так и пес с ним. Только лучше будет. Это пусть бюджетники расстраиваются насчет потери лишних выходных, а мне что рождественские, что майские каникулы – сплошные убытки: народ покупает только водку и жратву, а на бытовую химию даже не глядит…

– Напомни мне, кстати, что ты вообще знаешь про Вторую мировую, – попросил Семенов.

– А! Ты все время это спрашиваешь, так я специально залез в Глобалнет, дабы тебя просветить. Итак… – Леша поправил невидимые очки. – Я в кратком изложении. Американцы навешали Сталину по щам в Западном Берлине. Тем временем Нагасаки наехали на Хиросиму танками, а те сбросили на них единственную в государстве ядреную бомбу. А те на них. В общем, все, кроме американцев, умерли, и сейчас там плещется Охотское море. Аминь.

– Ну, примерно как-то так, – кивнул Семенов. – Если пользоваться информацией с «Бяки.ру».

– А ты какой пользуешься?..

«Мировое сообщество продолжает с тревогой следить за судьбой австрийского авиадиспетчера, по вине которого над Альпами произошло столкновение российского и казахского лайнеров, – поведал диктор в телевизоре. – Авиадиспетчер по-прежнему находится в состоянии глубокого психологического шока. За его состоянием круглосуточно наблюдает бригада квалифицированных психотерапевтов. Завтра в Австрию прибудут родственники потерпевших, чтобы выразить авиадиспетчеру свои глубокие соболезнования в связи с произошедшей трагедией. Руководство Евросоюза выплатит ему солидную денежную компенсацию за перенесенные в момент катастрофы тяжелейшие душевные страдания…»

– И этого зарежут, – недовольно проговорил Лобачевский, глядя на экран. – Как в том старом кино со Шварценеггером. Найдется еще один какой-нибудь ненормальный родственник погибшего в самолете, пырнет бедолагу ножом… Совсем люди озверели.

– Не пырнет, – заверил Семенов. – Одного раза хватило для науки. Авиадиспетчера сразу спрячут по программе защиты свидетелей. Уже спрятали. Европейцы в отличие от наших дорожат человеческой жизнью.

Как обычно, после каждого сюжета новости прерывались рекламой. Увидев логотип Тотальной лотереи, Игорь нахмурился. Он готов был покорно переносить эту дрянь в метро и на улице, где от нее все равно не было никакого спасения, но наблюдать ее еще и на безопасной личной территории, в стенах приятельского дома, в одной из индивидуальных башен слоновой кости, в которых Игорь Семенов коротал время своей внутренней эмиграции, под чудесный торфяной «Laphroaig» с волнующим креозотным послевкусием – это уже был категорический перебор.

«Хочешь убить все свои проблемы? – вкрадчиво спросила у него из-за пределов кадра девушка с многообещающим шалавным голосом. – Тотальная лотерея!»

Затем последовал сочный удар – словно мясник врезал по цельной коровьей туше тяжелым топором.

– Переключи, пожалуйста, – попросил Игорь. – Достали. Эта реклама уже из ушей лезет.

– Солидарен, – откликнулся Лешка, взявшись за пульт. – Президентские дебаты будешь смотреть?

– Нет, конечно. Кстати, как тебе наша будущая президент госпожа Беркова, которую нынешняя гарант Конституции вчера представила Законодательному собранию? – поинтересовался Семенов. – Говорят, на встречах с избирателями будет проводить сеансы массового минета.

– Гвозди бы делать из этих людей, – охотно откликнулся Лобачевский. – Или кремни для зажигалок. Когда она трудилась порномоделью, выглядела поинтереснее, зажигалочка этакая. Скоро выборы-то? Я бы за нее охотно голоснул.

– А не все ли равно? От нас же ничего не зависит.

– Ну, не скажи.

– Чего не скажи-то? Новая президент уже назначена предшественницей. Так какого черта идти голосовать? Разве это что-нибудь изменит?

– Вот потому, что все рассуждают как ты, у нас и нет такой политической культуры, как на Западе. Там вот никто не говорит: а чего это президента из клана Бушей опять меняет президент из семьи Клинтонов? Чего я пойду голосовать?.. Нет, там все понимают, что так надо, что это – строгий порядок и демократическая двухпартийная система… В общем, на встречу с избирателями к Берковой точно схожу, я геронтофил, а дальше по обстоятельствам.

– Думается мне, после воцарения Елены Сергеевны мы еще не раз вспомним добрым словом времена правления Ксении Анатольевны, которые сейчас кажутся нам днищем. Но, как известно, все познается в сравнении. Боюсь, Елена Сергеевна еще постучит в это днище снизу.

– Поглядим. А о Ксении Анатольевне ты зря так. О ней и через триста лет помнить будут. Как об Обаме. Потому что оба были первыми: один – афропрезидентом в Штатах, другая – вагинопрезидентом в Рашке…

– Из всех политических деятелей нашего и предыдущего веков через триста лет будут помнить разве только Гитлера и Сталина. По совокупности деяний. И, возможно, Кеннеди – как легендарный архетип жертвенного агнца, что-то вроде Орлеанской девы, а также Че Гевару – как свободолюбивого трикстера, чей лик растиражирован наподобие лика Нефертити, увековечен и фактически превращен во всемирно известный логотип, хотя большинство не знает о Че Геваре, как и о Нефертити, ровным счетом ничего. Они его чаще всего даже пишут в одно слово. А Нефертити, если вдруг приходится, – наоборот, в два, и считают это имя глаголом во множественном числе.