Макс Фрай - Синий [litres]

– Правда, что ли? – изумилась Эва. – Звучит, конечно, как бред собачий, но у вас, положа руку на сердце, почти все примерно как он звучит. А оказаться дома в половине двенадцатого было бы просто отлично! Сейчас-то, наверное, уже половина второго, не меньше?

– Четверть третьего, – любезно подсказал Тони.

– Ну вот, тем более, – вздохнула Эва. – А вставать мне самое позжее в девять. Поэтому если действительно можно…

– Можно, – кивнул паленый. – Вообще не вопрос. У этого варианта есть только один недостаток, который лично мне, будь я на вашем месте, показался бы роковым. А вам – даже не знаю…

– Какой недостаток? – насторожилась Эва. – Опять придется идти через тот двор?

– Не придется. Даже если бы вы стали настаивать на возвращении в это интересное место, мне пришлось бы вас огорчить: его посещение в сложившихся обстоятельствах технически невозможно. Двор был дорогой сюда, а сейчас нам нужна обратная.

– Ну и слава богу. А в чем тогда подвох?

– В том, что, если вы придете домой в половине двенадцатого, проведенный здесь вечер покажется вам подозрительно похожим на наваждение. Да и на практике станет таковым. Нагулялись, устали, сели по дороге на лавку, задремали, увидели интересный сон. С кем угодно такое может случиться. Вам даже поужинать еще раз придется. Что, впрочем, как раз невелика беда.

– «Похоже на наваждение»! – невольно усмехнулась Эва. – А так типа все правда. Ну-ну.

– А суп? – возмутился Тони. – А моя наливка? А, в конце концов, бутерброд?! Я натурально от сердца его оторвал, для себя делал, а вам – просто наваждение? Как болотный огонек?

– Не огонек! Самое меньшее, Летучий Голландец, – поспешно сказала Эва. – Красивая, вдохновляющая легенда из тех, что на века переживают своих создателей…

– Хороша легенда! – фыркнул Тони. – Бутерброд-призрак, гроза морей. Только куда, скажите на милость, продукты из холодильника подевались? Одного лосося четыре ломтя извел. Между прочим, уж на что у меня наливка несбывшаяся, а сахар для нее я в супермаркете на Диджои своими руками за наличные деньги покупал.

– На Диджои – это, что ли, в маленьком «Рими»? – зачем-то переспросила Эва. Так деловито, как будто тоже решила немедленно, вот прямо сейчас, среди ночи прикупить пару мешков сахарку.

– Ну да. Он же ближайший, – пожал плечами Тони. – Зачем за покупками на край света ходить?

И поставил перед ней очередную рюмку невозможной янтарной сливовой наливки, с таким укоризненным стуком, словно рюмка спросила человеческим голосом: «Ты что, мать, действительно думаешь, что я тебе примерещилась? И тебя это устраивает? Ну смотри, дело хозяйское, тебе жить».

– Зато если вы вернетесь домой обычным способом, как и когда получится – по моим прикидкам, отсюда до вашего дома быстрым шагом пятнадцать-двадцать минут – эта вечеринка займет свое законное место среди ваших воспоминаний о так называемых реальных событиях, – сказал человек с паленой бровью. – Ничем не хуже рабочего совещания в скайпе или, скажем, прогулки в привокзальном районе, который в сумерках сам на себя становится не похож.

– Ну елки, так бы сразу и сказали, – вздохнула Эва.

– Я и говорю сразу. Не через час, не завтра утром, не год спустя, а прямо сейчас, пока вы тут с нами сидите и можете выбирать, что завтра станете обо всем этом думать, сон это был, или явь.

Эва маленькими глотками выпила наливку, поставила рюмку на стол. Спросила Тони:

– А можно я заплачу за ужин? Ну, если уж мы договорились, что еда была настоящая. И вам еще на будущие наливки сахар предстоит в супермаркете покупать…

– Спасибо, – просиял тот. – Отличное предложение. Но деньги за ваш ужин я с этого красавца сдеру. У меня так заведено: за гостя платит тот, кто его пригласил.

– А у него есть деньги? – искренне удивилась Эва, уставившись на свое прекрасное наваждение с паленой бровью и пытаясь вообразить способ, которым тот зарабатывает на жизнь. Воображение, надо отдать ему должное, подсказывало простые, понятные, вполне реалистичные варианты: мошенничество, разбой, грабеж.

Тони и бывшая тень дружно расхохотались. Кто-то из них, Эва не разобрала, кто именно, пробормотал сквозь смех: «Говорил же тебе, что выглядишь как босяк!»

– Я богатый наследник, – с достоинством сообщил паленый. И добавил, подмигнув Эве: – Все несбывшиеся деньги этого города, не заработанные в результате добровольно, по велению сердца упущенной сиюминутной выгоды – мои. Надо отдать должное нашим горожанам, они гораздо романтичней, чем можно подумать, живя среди них годами, просто не любят в этом признаваться. Поэтому я сказочно богат.

– Ого! Если так, не буду отказываться, – невольно улыбнулась Эва. – Платите за меня, когда пожелаете: пара-тройка миллионов в ваших карманах определенно мои.

– Ни на секунду в этом не сомневаюсь, – невозмутимо кивнул тот. – Идемте, я провожу вас через двор…

– Не надо! – дружным хором взревели Тони и бывшая тень.

– Что – «не надо»? – удивился паленый. – Я просто через двор ее провожу, чтобы ноги не переломала, там же стройка сейчас. Выведу на Бокшто, а дальше сама разберется, не маленькая. А вы что подумали? Ну вы даете вообще!

– Репутация есть репутация, – усмехнулся Тони. – Просто мы тебя не первый день знаем, вот в чем наша беда.

А частично черный человек в желтых штанах с синими волосами рухнул на пол с табурета, стремительно прокатился по полу темным клубком и буквально секунду спустя повис на шее своего приятеля невесомым антропоморфным облаком, как в начале знакомства. Сказал Эве:

– Не беспокойтесь, я за ним присмотрю.

– Как по мне, еще неизвестно, кто из вас за кем должен присматривать, – вздохнула Эва.

– Этот вопрос мы решаем с первого дня знакомства, – согласилась тень. – И за двадцать с хвостиком лет так и не пришли к единому мнению. Уверен, и не придем.

Во дворе, куда они вышли, поднявшись по короткой, всего в несколько ступенек, лестнице, действительно была стройка – дома завешены сетками, все вокруг перекопано, куда ни шагни, всюду ямы и кучи песка.

– Ну-ка давайте руку! – скомандовал Эвин провожатый. – Но все равно внимательно смотрите под ноги… Нет, это не дело. Самому ни хрена не видно! Сейчас, погодите, освещу нам путь.

С этими словами он вынул из кармана телефон, включил фонарик, некоторое время оглядывался по сторонам, наконец торжествующе объявил:

– Ну точно! Нормальный проход справа. Пошли.

Телефон почему-то совершенно выбил Эву из колеи. До сих пор все с этим типом было условно понятно: наваждение есть наваждение, чего тут вообще понимать. Но наваждение с телефоном – это все-таки ни в какие ворота. Или одно, или другое. А вместе – анархия и бардак.