Павел Иевлев - Календарь Морзе [СИ]

Анюта очень мило закусила нижнюю губу — она терпеть не могла, получать информацию не первой.

— Ладно, посмотрим, что из этого выйдет. Но исчезновения — это моя новая тема, я ее работаю.

— Так что, фермеры отменяются? Черт, а я так рассчитывал… Природа, птички, комары, навоз, сеновал…

— Тебе бы только сеновал… — засмеялась Анюта. — Мы поедем к фермерам, раз уж решили, но не раскатывай яйца, Антон. Никакого сеновала не будет, вечером вернемся.

— Яйца подкатывают, раскатывают губы, — покачал я укоризненно головой. — Профессионал должен быть точен!

— Ты совмещаешь оба занятия, а я объединила формулировки.

Я добровольный помощник, водитель и телохранитель. Ведь мы друзья . Анюта — отличная подруга, всегда готовая хоть на бал, хоть на рыбалку и не чуждая иногда дружеского секса. Я хочу на ней жениться и завести детей — прекрасных белокурых малышей с ее божественно синими, с темным ободком, глазами, — ее устраивает дружба и секс без обязательств. Что-то не то у нас с гендерными ролями.

Понимания в этом вопросе не нахожу, но и надежды пока не теряю.

Официант принес мясо и подал с таким видом, будто отрезал его с собственной жопы. Ненавижу урода — хули он глазеет? Аня откромсала ножом кусок стейка и вцепилась в него ровными белыми зубами.

— Статью про фермеров все равно надо делать. Про них никто не пишет, мэрия их игнорирует, потому что типа область, губернатор… ну, ты понимаешь.

Анюта досадливо сморщила тонкий прямой нос с крошечным гвоздиком пирсинга — губернатор оставался неприступен для прессы.

— Скорее всего, ничего интересного ты там не найдешь. Ну, за исключением сеновала, конечно.

— Люди должны знать правду, какой бы скучной она ни была! — убежденно заявила Анюта.

И, разумеется, мы поехали.

— Доброе утро! С вами Радио Морзе и Антон Эшерский! Мое имя неудачно рифмуется, зато фамилия подсказывает, что внутренние грани моей личности пересекаются под невозможными углами.

Сегодня, как всегда, тринадцатое июля, но, если мы представим, что на улице восьмое октября, то сможем отпраздновать День работников сельского хозяйства. Это люди, которые действительно разбираются в сортах говна — ведь для них это ценное удобрение!

Я поставил музыку и закурил. Некурящий Чото смотрел на меня неодобрительно, но кофе все же принес. Я присосался к чашке, как голодный весенний клещ к ноге — не выспался этой ночью. С одной стороны, повод радостный — был, так сказать, допущен к телу. После наших вчерашних сельскохозяйственных приключений Анюта, то ли проникнувшись моим героизмом, то ли устав глядеть в мои голодные глаза, пригласила вечером «подняться, попить чаю», хотя могла и распрощаться у подъезда.

С другой стороны, черт меня за язык таки дернул. Когда мы лежали в посткоитальной расслабленности, я не удержался и спросил:

— Ань, твое сердце ведь свободно? — черт, я мудак, сам же себе запретил касаться этих тем!

— Ой, не начинай, Антон! — Анюта убрала голову с моего плеча и отодвинулась. — Сейчас ты скажешь много ненужных слов, чтобы как-нибудь сложно задать глупейший вопрос — почему я тебя не люблю, да?

— Да, — не стал говорить много ненужных слов я.

— Антон, ты умный, талантливый, симпатичный, храбрый, веселый, у тебя красивая задница…

— Блин, это была моя реплика!

— И у нас отличный секс…

— Но? Сейчас же будет то самое «но»?

— Извини, но я тебе это уже говорила — ты злой.

— Я злой? — я сел на кровати и машинально начал искать сигареты, которые от соблазна оставил в прихожей. Закуривать после секса — пошлейшая банальность, да и Аня не курит. — Злой, Аня, он такой же, как добрый, только честный…

— Ты сильно не любишь людей, Антон. Наверное, тебе есть, за что, — Аня тоже села на кровати, подтянув одеяло к подбородку. — Но ты очень сильный, Антон, и если я тебя полюблю, то быстро стану такой же. А я не хочу быть злой. Мне к форме носа не идет.

Мне очень хотелось проблеять что-нибудь жалобное, типа: «Я не такой! Да я изменюсь! Зато я люблю котят и тебя!» — но немыслимым усилием воли сдержался и не стал бессмысленно унижаться. Тем более что к котятам я равнодушен.

Пока у Анюты никого нет, у меня есть надежда. А когда она найдет своего доброго и прекрасного принца, я его тайно и жестоко убью. У нее будет повод порыдать на дружеском плече, а у меня снова появится шанс. Женщины в трауре мягчеют сердцем.

Шутка. Наверное.

А пока буду искать утешения в работе.

Трек закончился, и я схватился за микрофон, как за пистолет:

— Итак, в эфире снова программа «Антонов огонь»! Если бы не чертово тринадцатое июля, сегодня могло бы быть четырнадцатое апреля, по народному календарю «Марья — пустые щи». Женщины, умоляю, осваивайте кулинарное искусство! А то так и останетесь в истории, как эта Марья: «Ольга — жидкий чай», «Алёна — слипшиеся макароны», «Катерина — разваренные пельмени» или «Анна — оладьи-не-взошли». Представляете, как обидно будет? Итак, сегодня в нашей студии очаровательная гостья — Аэлита Крыскина! Она расскажет нам о том, как кулинарно поразить гостей, как доходчиво обратиться к мужчине через его желудок и каким ножом правильно разделать лобстера, если вам не повезет встретить его в темном переулке…

Чото запустил в студию женщину с фигурой фитнес-воблы и лицом до того пафосным, что некоторые принимали это за красоту. Заметная генетическая примесь последствий дружбы каких-то народов делала ее внешность, скорее, оригинальной, чем приятной, но ее талантом было умение себя подать, неотразимое, как стенобойная машина. Дама издавала глянцевый, как спинка таракана, журнал «Недоступное наслаждение». В медиатусовке ходили слухи о том, что оба этих слова не про нее — но такие слухи всегда о ком-нибудь ходят.

На самом деле, название, как и сам журнал, были федеральной франшизой, предназначенной для аккуратного выкачивания денег из жен региональных чиновников. Раньше на страницах издания клубился обманчивый брильянтовый дым сладкой столичной жизни, к которой можно было приобщиться через представленных там рекламодателей. Бренды и бутики, платья в жемчугах и туфли в блестках, вычурная мебель и пошлые драпировки — к моменту, когда провинциальная мадам наконец-то вырвется в столицу на шопинг, она должна быть соответственно подготовлена. В ожидании этого светлого часа ей предлагались местные услуги по подготовке к нему — маникюрщицы и визажисты, фитнес-тренеры с героическим торсом и выпуклым пахом, триминг для собачки и куафер для интимных мест. Мадам Крыскина продавала рекламные площади и изображала приобщенность к прекрасному. Теперь, когда столичные соблазны для Стрежева стали неактуальны, ей пришлось быстро искать новый формат.