Александр Михайловский - Момент перелома

– Ну почему же неприятная, – деланно удивился я, – ведь императрица Александра Федоровна и не родившийся у нас цесаревич Алексей, насколько я понимаю, были одними из главных виновников гибели Российской империи в вашей истории.

– Только не виновниками, – поправил меня Павел Павлович, – ведь ни императрица, ни цесаревич не ставили перед собой целенаправленной задачи по разрушению государства, которое произошло без всякой злой воли с их стороны. И у нас ни в коем случае не было необходимости в их устранении ради спасения России. До того, как это все произошло, мы считали, что на первых порах будет достаточно устранить внешние симптомы гемофилии у цесаревича. Если бы император с императрицей ежедневно и ежечасно не сходили с ума по поводу опасности для жизни своего драгоценного наследника, то и принимаемые государем решения были бы значительно более разумными, и Григорию Распутину в их окружении тоже было бы неоткуда взяться. Таким образом, у нас бы появилось несколько лет на подготовку постепенной смены власти.

– Господи! – вздохнул я. – Умный вы, человек из будущего Павел Павлович Одинцов, умнее всех нас вместе взятых, а не понимаете такой простой вещи, что в изложенном вами варианте не было бы никакой смены власти. Устранив внешние симптомы проблем, Ники счел бы все задачи решенными и дальше продолжил бы по-прежнему отстреливать ворон и бродячих кошек, не желая менять ничего более того, что было бы изменено по крайней необходимости. Аликс бы просто не позволила ему оставить трон, ведь она видела себя только императрицей и больше никем. В то же время я понимаю, что иначе с вашей стороны планировать по-иному было просто невозможно. Ведь я бы сам, если бы узнал, что вы злоумышляете на Ники или его семью, первый бы восстал против вас, несмотря на все планы по спасению России. Но Господь, который выше и умнее нас всех, решил все сделать по-своему, то есть так, как он считает правильным, и с этого дня все уже точно пойдет совершенно по-иному.

– Вот это точно, – подтвердил господин Одинцов, – с сегодняшнего дня все просто понесется вскачь, а у нас еще ничего не готово – Япония не добита и преемник Николаю Александровичу не подготовлен, и кроме того, основные действующие лица в будущей политической игре находятся здесь, под Порт-Артуром, а не на месте грядущих событий в Санкт-Петербурге.

– Вы знаете, Павел Павлович, – резко сказал я, – может, эта скорость течения событий и к лучшему. Ведь к такому исходу оказались не готовы не только мы, но и наши возможные противники, имеющие другое видение будущего России или просто работающие на свой личный интерес. Помимо супруги, влияние на Ники оказывает целая чертова прорва народа. Это и братья его отца: Алексей Александрович, Владимир Александрович и Сергей Александрович, это и его матушка, а моя теща, вдовствующая императрица Мария Федоровна, это Витте, Победоносцев, а также…

– А также и вы, Александр Михайлович, в том числе, – сухо кивнул господин Одинцов, – как же Безобразовская клика, премного наслышаны.

– Да, – подтвердил я, – это так. А как же иначе можно сделать хоть что-нибудь хорошее, если не оказывать влияние на императора, который в то же время мой друг детства?

– Ну и как, – спросил господин Одинцов, – получалось сделать что-нибудь хорошее для России?

– Не очень, – вздохнул я, – мое влияние на Ники было для этого недостаточным и, кроме того, в государственных делах он и раньше был далеко не сахар даже и без больного Наследника, вкупе с этим вашим Распутиным. В конце концов, это проводимая им политика привела к тому, что Россия была вынуждена вступить в эту войну в самой неблагоприятной конфигурации, какую только можно вообразить. Флот гниет в вооруженном резерве, армия, вместо того чтобы вводиться в Манчжурию на усиление позиций, оттуда выводится, и при этом все уверены, что японец вот-вот нападет, и только Ники и некоторые его советчики убеждены в обратном. В результате, если бы не вы, то мы бы эту войну с треском проиграли.

– Ладно, Александр Михайлович, – сказал господин Одинцов, – раз уж мы с вами в одной лодке, то давайте закончим вечер лирических воспоминаний, а вместо того сядем и подумаем, что в нашей ситуации можно сделать. Капитан первого ранга Иванов, который, как вы знаете, в настоящий момент находится подле священной особы государя-императора, докладывает, что у Николая Александровича такой вид, будто он готов подать в отставку прямо сейчас, что еще больше осложнит ситуацию.

– Да, – подтвердил я, – Ники это может. Он такой. Сейчас, без Аликс, ему и жизнь будет не мила. Накладывать на себя руки он не будет, слишком православный он для этого человек, но вот от управления государством отстранится полностью. Не до этого ему будет. А у нас тут война с Японией на руках. И хоть полдела на этой войне вами уже сделано, японский флот потоплен, остальные полдела по разгрому японской сухопутной армии потребуют просто неимоверных усилий…

– Ну почему неимоверных, – усмехнулся господин Одинцов, – в настоящий момент, насколько я помню, первая армия генерала Куроки, которая только и успела переправиться в Корею, имеет в своем составе три дивизии и насчитывает около шестидесяти тысяч штыков. Правда, существует еще вторая армия генерала Оку такой же численности, которая предназначена для высадки на Ляодунский полуостров. Эти тридцать шесть пехотных и три саперных батальона, а также семнадцать эскадронов конницы и пятнадцать тысяч носильщиков-кули уже погружены на пароходы, которые сейчас находятся на якорной стоянке у порта Цинампо. Это вместе по максимуму – сто двадцать тысяч штыков, которые отрезаны и от снабжения, и от возможных подкреплений. В противовес им наша Маньчжурская армия в настоящий момент насчитывает в своем составе до ста сорока тысяч штыков и сабель. Никаких особых поводов к совершению неимоверных усилий я не вижу. По сути, японская армия находится в окружении, и по мере того, как по ходу боевых действий будут иссякать имеющиеся в наличии боеприпасы и приходить в негодность вооружение, боеспособность ее будет неуклонно снижаться.

– Неимоверные усилия, – ответил я, – потребуются для того, чтобы преодолеть наш извечный русский «авось», лень и безалаберность. Глупейшим, по моему мнению, было решение Ники назначить главнокомандующим генерала Куропаткина. Неплохой военный министр, входящий во все нужды и потребности русской армии, согласно вашим же документам, оказался полностью лишенным полководческого таланта. Уму же непостижимо – проиграть войну заведомо более слабому врагу, который еще и чрезвычайно ограничен в своих резервах. Вот господин Новиков давеча мне сказал, что любой выпускник Павловского пехотного или Николаевского кавалерийского училища, закончивший курс с отличием, провел бы эту кампанию лучше, чем господин Куропаткин.