Александр Михайловский - Момент перелома

Похоже, ей и вправду было очень жаль и она искренне хотела устроить мою личную жизнь. Ненавязчиво она посоветовала обратить внимание на одну из местных клуш-учительниц, что с некоторых пор поселились у нас на корабле, в одной каюте с нашими женщинами. Я даже не особо к ним приглядывался. Все они выглядели довольно чопорно и неприступно, даже в одежде двадцать первого века – этакие «синие чулки». Какие-то вечно пугливые, настороженные. Собственно, я даже не обращал на них особого внимания. Скучные, сухие, блеклые серые мыши – вот и все, что я мог бы о них сказать. Одна из троих постарше остальных, директриса, во как… Ей что-то около сорока пяти. Ну да – ее-то как раз и сватает мне моя несостоявшаяся рыжеволосая мечта… Другой, конечно, мог бы обидеться на моем месте, гордо сказав: «Благодарю, но я сам о себе позабочусь!», но мне отчего-то стало интересно, когда Алла принялась рассказывать про эту самую Марию Петровну. Мне было необыкновенно приятно узнать, что та спрашивала про меня, да еще и комплимент сделала, будто я на Грибоедова похож. Как же, помню, в школе проходили, портрет его в учебнике литературы был – в очечках такой, с воротничком стоячим… «Карету мне, карету! Искать поеду я по свету, где оскорбленному есть чувству уголок…»

Вот не знаю почему, а польстили мне слова про Грибоедова, хотя я особого сходства у себя с ним не находил – даже улыбнулся про себя такому сравнению. Но сам факт того, что во мне видят достойного интеллигентного человека, ассоциируемого с великим поэтом и писателем, несказанно воодушевил меня. Да еще Алла сказала, что этой самой – Марии, как ее там – не нравятся военные. Уже одно это было в моих глазах плюсом в пользу женщины, так как сам я военных тоже терпеть не мог.

Словом, я решил последовать дружескому совету Аллы. Но вот только как это сделать? Моя проклятая застенчивость мешала мне просто подойти к этой женщине и заговорить. Пока наши собирались в путь, я обдумывал варианты знакомства. Правда, Алла тактично предложила мне как-нибудь зайти к ним в каюту на чай, но я решительно отверг это предложение. Их же там аж шесть женщин! Причем три из них – совершенно чужие, незнакомые, с другим мировоззрением. Нет, это слишком для моей хрупкой психики. Я буду стесняться, мямлить, ронять ложки – и в итоге просто опозорюсь и произведу не очень хорошее впечатление, после чего никто из этих учительниц и знать меня не захочет, не говоря уже о каких-то отношениях! Тут надо как-то по-другому действовать…

Долго я думал, и для начала решил просто приглядеться к этой самой Марии Петровне. Я подстраивал так, что мы несколько раз будто бы невзначай сталкивалась в коридоре, когда эти три дамочки приходили с работы. И верно – не без удовольствия я заметил, что директриса смотрит на меня с явным интересом; она довольно откровенно щурилась в мою строну (видимо, как и я, была близорука), и только хорошие манеры не позволяли ей достать лорнет и разглядеть мою персону как следует с ног до головы.

Собственно, я рассмотрел ее достаточно хорошо для того, чтобы делать вывод – стоит знакомиться поближе или нет. Начать можно с того, что нынешнее мое впечатление отличалось от первоначального, когда они только попали к нам на корабль. Мария Петровна то ли с тех пор помолодела, то ли все дело в ее теперешнем выражении лица – дружелюбном и заинтересованном – но оно показалось мне симпатичным, весьма по-женски привлекательным. Нет, ей никак не могло быть сорок пять. Ну, может, чуть меньше сорока – почти ровесница Аллы… Высокие скулы, бледное лицо, светлые глаза; сама довольно худощава, рост чуть выше среднего. Каштановые волосы с чудесным рыжеватым оттенком она носит гладко зачесанными в низкий пучок на затылке – и это, в сочетании с темными длинными одеяниями, в которых она ходит на работу, и придает ей чопорный и бледный вид. Но в глазах у нее живой блеск – чувствуется эрудиция, сила ума и любознательность. Когда она ненароком встречается со мной взглядом, то начинает машинально поправлять свою прическу – приглаживает рукой макушку; ладонь ее скользит ото лба до самого пучка, и жест этот необыкновенно женственен и мил… Кстати, ладонь у нее тоже удивительная – белая и узкая, с длинными пальцами, гладкая и изящная, словно вырезанная из мрамора; такие руки я видел у статуй в музеях. При встрече со мной она слегка улыбается и кивает мне – но делает она это с совсем другим выражением, нежели ее товарки. Конечно, ее нельзя назвать красавицей, но у нее очень приятное лицо, и даже слегка обозначившиеся мешки под глазами и чуть проступающие носогубные складки не портят впечатления.

Отчего-то я был уверен, что очень скоро нам представится возможность узнать друг друга поближе. Было у меня странное предчувствие, что произойдет некий счастливый случай, который и позволит нам наконец познакомиться.

И вот, сегодня днем две молодые учительницы вернулись в каюту без своей начальницы – та задержалась на берегу, беседуя о чем-то с несколькими своими учениками из числа местных солдат и матросов. В это время я, наблюдая за ней украдкой, подумал, что пришло время для нашего личного знакомства.

Затем я подстроил так, что мы столкнулись в коридоре – я сделал вид, будто куда-то спешу, и едва не сбил ее с ног. Мария Петровна вздрогнула и испуганно ойкнула, уронив связку книг, что были у нее в руке. Книги рассыпались – и, естественно, я, бормоча извинения, кинулся их подбирать…

Все, дело было сделано. Я перетянул бечевкой собранные книги и по-джентльменски предложил донести их до ее каюты.

– Благодарю вас, вы очень любезны … – произнесла она и представилась: – Мария Петровна… Желтова.

– Очень приятно. Виктор Никонович Позников, – ответил я. Странно – я почти не нервничал, как это обычно со мной бывало в присутствии малознакомой дамы. – Простите еще раз, я, должно быть, напугал Вас…

– Ах, ничего страшного! – сказала она, глядя на меня с теплой улыбкой. – Мне тоже очень приятно с вами познакомиться. Алла Викторовна и другие ваши девочки много рассказывали о вас… Вы же вместе занимались наукой, не так ли? – После моего утвердительного кивка и небольшой паузы она, словно решившись, добавила: – Виктор Никонович… А что, если вы как-нибудь зайдете к нам выпить чаю? Я, знаете ли, испытываю некоторую слабость к людям науки, мне было бы очень интересно послушать вас… Расскажете нам о своем мире, об открытиях двадцать первого века – ведь это безумно, безумно познавательно! Ну как, Виктор Никонович? – она с ожиданием заглядывала мне в глаза – и душа моя воспарила в небеса от такого обращения с моей персоной и от горевшего в ее глазах огня энтузиазма.

– Непременно зайду, Мария Петровна, и все вам расскажу… – ответил я. – Мне будет приятно провести досуг в обществе столь любознательной дамы, как вы…