Ким Робинсон - Золотое побережье [litres с оптимизированной обложкой]

Подъем продолжается. Монотонное повторение шагов, каждый из которых отзывается острой болью в пятках, превращает мозг Джима в крошечную точку, сводит все его чувства к зрению и кинетическому ощущению тела. Ноги, бедра, все словно резиновое. В какой-то момент он замечает, что уже целые полчаса не думал ни о чем, кроме ног и камней под ногами. Он ухмыляется и тут же вновь сосредоточивает все свое внимание на неверной, уходящей из-под ног осыпи. Ветра нет, слышны только шаги и тяжелое дыхание.

– Почти дошли, – объявляет Таши.

Джим удивленно вскидывает голову: слева и справа тянутся, уходя за горизонт, вереницы огромных пиков, а прямо перед ним – склон, прямо ведущий к гребню, ко впадине между двух гор.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Таши.

– Великолепно, – вполне искренне отвечает Джим.

– Молодец. А то некоторые плохо переносят высоту.

– Мне тут нравится.

Их обоих охватывает предвершинная лихорадка; у Джима пересохло в горле, он ловит воздух широко открытым ртом, но все равно упорно не отстает от прибавившего темп Таша. И вот наконец гребень, они стоят в широкой седловине, сложенной из огромных, неровных глыб розоватого гранита. По виду этот гребень – широкий тракт, тянущийся с севера на юг, густо уставленный сторожевыми башнями пиков; отдельные его участки зазубрены, как пила, кое-где на запад и восток ответвляются другие, меньшие гребни. На западе горы уходят далеко за горизонт.

– Господи, – благоговейно шепчет Джим.

– Вот здесь и позавтракаем. – Таши скидывает рюкзак, стаскивает с себя пропотевшую рубашку, раскладывает ее на солнце, сушиться. В воздухе – ни ветерка, ни дуновения; в небе – ни облачка. Идеальный сьерра-невадский день.

Они сидят и едят, и греются, как выползшие на камень ящерицы. Медленно поворачивается огромный шар Земли. Нарезая сыр, Джим поранил палец; он сует его в рот и не вынимает, пока не перестает сочиться кровь.

Покончив с едой, они надевают рюкзаки и начинают спускаться по западному склону. С этой стороны круче, а Таши выбирает еще более крутой путь, узкую неровную расселину. Они спускаются по камину – так, оказывается, следует именовать эту щель, – упираясь руками в стенки, ставя ноги на ежесекундно грозящие вывалиться обломки. При всех своих стараниях быть осторожным Джим роняет камень чуть не на голову Таша – к полному того возмущению. А еще Джим сильно расшибает задницу. И если раньше он стирал себе пятки, то теперь, при спуске, страдают пальцы ног. Камин выходит на пологий склон, за которым виднеется небольшое, в каменных берегах, ледниковое озеро. Цвет воды потрясающий, по краю – аквамарин, а в центре – кобальт.

Они пьют из озера, долго и жадно. Время уже к вечеру.

– Следующее озеро – просто сказка, – говорит Таш. – Побольше этого, почти сплошь окружено обрывами, и только с одной стороны, у самой воды, лужайка. Колоссальное место для стоянки,

– Здорово. – Джим уже заметно устал.

Западный склон хребта зачаровывает. Поднимаясь с востока, они видели внизу Оуэнс-вэлли, место обжитое и вполне обычное. Теперь же перед Джимом раскрывается новый мир, лишенный какой бы то ни было связи с тем, старым, откуда выдернул его Таши. Джиму не удалось бы внятно описать этот ландшафт, слишком уж он нов и непривычен, но во всей его сложности, в самовольном изобилии его форм есть нечто гипнотизирующее. Ничто здесь не создано по плану, здесь нет и двух одинаковых вещей, однако все соразмерно и гармонично.

С востока, из-за хребта, выползают облака. Таши и Джим спускаются по осыпи из крупных, заляпанных лишайником, гранитных обломков. В трещинах прорастает мох, а за мхом следуют хилые кустики, так это бывает. По камням бегут тени облаков. Теперь Джим идет не за Ташем, а параллельно, сам находит себе путь. Они пересекают склон молча, каждый погружен в свои мысли, каждый внимательно контролирует свои движения. И уже начинает мерещиться, что этот спуск продолжается бесконечно долго, едва ли не с того времени, как легли сюда огромные, рваные камни.

Далеко за полдень Таши и Джим подходят к очередному озеру, уже погруженному в тень окаймляющего его гребня. Гладкая поверхность воды похожа на синее зеркало.

– Да-а. Красота.

– У-гу. – Таши прищуривается. – Только здесь нельзя останавливаться – здесь люди.

– Где?

Таши указывает. Только теперь Джим замечает на другом берегу озера два крохотных красных пятнышка. И третье, оранжевое, чуть побольше – палатку.

– Ну и что? Мы их даже и не услышим, они нам ничем не помешают.

У Таша вид, будто ему предложили съесть дерьмо.

– Ни в коем случае. Из озера вытекает ручей, мы пойдем вдоль него к Драконьему озеру. По дороге должны быть хорошие места для ночевки, а если нет – станем у озера, оно тоже красивое.

Джим устало взваливает свою поклажу на плечи и плетется вслед за Ташем вдоль широкой промоины в каменной кромке озера. Вода журчит по желтому граниту, протачивает себе русло в склоне, спадающем к долине.

Они идут до самого заката. Небо еще не потемнело, но все вокруг утратило отчетливость, погрузилось в полумрак. В черном мху, покрывающем плоские берега ручья, галлюциногенно сверкают альпийские цветы. Из каменных трещин тянутся причудливо скрученные кусты можжевельника. Каждый изгиб ручейка открывает новый миниатюрный шедевр ландшафтной архитектуры. Джим поминутно трясет головой: наверху – синий бархат неба, внизу – темный, жесткий мир камней, прорезанный светлой, как небо, лентой. Джим устал, сбил себе все ноги, спотыкается все чаще и чаще, но Таши идет теперь медленно, так что поспеть за ним можно. Кроме того, жаль прерывать эту бесконечно разворачивающуюся демонстрацию красоты и величественности.

В конце концов Таш находит рядом с ручьем плоский песчаный пятачок и объявляет его местом привала. Рюкзаки летят на землю.

– А как насчет поесть? – спрашивает Таши. Он сидит, облокотившись о свой рюкзак.

– Само собой. А костер разложим? Под этими кустами есть хворост.

– Ограничимся плиткой. В Сьеррах не так много топлива, чтобы раскладывать костры, во всяком случае на такой высоте.

Они вынимают маленькую газовую плитку и готовят японскую лапшу. Когда Джим варит свою порцию, он, конечно же, сшибает котелок, а когда подхватывает его, чтобы спасти лапшу, то обжигает левую руку.