Дмитрий Федотов - Сказки мегаполиса

— Ясь, ты придумал замок? — спрашивает учитель.

— Я его просто увидел.

— Тебя научил этому наставник Мерик?

— Учитель еще не знает, что можно видеть придуманное. Я не успел ему сказать.

— Не знаешь, где он?

— Не знаю.

— Ясь, ты никогда не видел свои импровизации? — вкрадчиво интересуется учитель Хан.

Можно видеть только сказки.

До чего надоедливый этот учитель! Сам не умеет фантазировать и к другим пристает. Учителю Мерику я бы все рассказал… А этот Хан стоит на пути и мешает предупредить карлика.

Мальчик решительно шагает вперед, но Хан по-прежнему преграждает дорогу.

— Ясь, — говорит он.

— Противный учитель! — Ясь бросается навстречу Хану.

— Не смей приближаться!

Вот это да! Ясь не удержался и кубарем покатился по дорожке. Учитель Хан ненастоящий! Сквозь него можно пройти, как через пустоту. А кажется, будто он стоит и разговаривает. Такое пострашнее старичка Аги. Ясь стремглав бросается от учителя, натыкается на невидимую стену, колотит по ней кулаками и ногами. Хохотнув, рядом возникает Хихун.

— Ясь, — говорит он, — это же совсем просто, ты не там пробуешь. Садись на меня.

Они проходят через переграду, и, обернувшись, Ясь видит, что учитель исчезает. Совсем как старик Ага, когда спасается от карлика Оха. Ясь протягивает руку и опять натыкается на стену. Молодец Хихун, в самом деле помог пройти.

— Пойдем дальше, — просит Ясь, — пока противный учитель не появился вновь.

— Что ты надумал делать? — Подруга запахнула пеньюар.

— Надо бы узнать, куда девался Мирон.

— Зачем?

— Для определенности.

— Дружок, не усложняй себе жизнь. Лучше спокойно ждать появления Мирона, заблаговременно настроив Мэтра против его работы. Над чем он работал?

— Не знаю. Я слабо разбираюсь в его направлении.

— Ты всегда был поверхностным. И зря! — Подруга подсела к туалетному столику. — Мы поедем в Базилику?

— Как договорились!

— Миленько! — шепнула Подруга, накладывая румяна. — Нет, он все-таки надежная пара, несмотря на свою ограниченность.

Друг мимоходом взглянул в зеркало, взбил бакенбарды. «Жена Мэтра относится к тебе благосклонно», — вспомнил вдруг он и довольно ухмыльнулся.

— Я доберусь до южной окраины Мегаполиса за полчаса. Остановка «Лес». Шут, по воздуху это минут десять, можешь повременить. — Пусть хоть немного привыкнет к мысли об уходе.

— Я стар становиться изгоем.

— Подумай лучше. Школа Седьмого дня — не подарок.

— Все обойдется.

— Напрасные надежды.

— За мной нет особых прегрешений.

— Ты укрыл бежавшего из Школы.

— Это незначительная провинность.

— Как знать… Мне тоже казалось, что в моей работе нет ничего крамольного.

— Я остаюсь в городе.

— Прощай, Шут. На всякий случай помни: в твоем распоряжении полчаса. Если надумаешь — я буду рад.

— Прощайте, Сотрудник Мирон. — Психоватый крепко пожал его руку. — Очень рад, что не перевелись такие люди, как вы.

— Жаль, что мы не смогли вам помочь, — сказал учитель Мерик. — Будете в городе — в любое время обращайтесь ко мне. Я часто бываю здесь. Справитесь обо мне через шинкаря.

— Счастливо оставаться, — прощально кивнув, Мирон направился к выходу. «Не хотелось бы, чтобы знакомство со мной принесло им неприятности».

— На самом деле, Шут, что ты будешь делать? — нарушил молчание Мерик.

— Домой пойду.

— Может, безопаснее переждать у меня?

— Зачем? Системы все равно отыщут.

— Напрасно вы не ушли с Сотрудником, — заметил Психоватый. — Содействие беглецу карается Источником. Смотрите раздел «Отношения».

«Эрудированный человек — бывший ученик Мерика, — устало подумал Шут. — Даже слишком для шиночного пропойцы». Он тяжело встал из-за стола.

— Свяжись со мной через некоторое время.

— Хорошо, — Мерик подозвал шинкаря. — Мне тоже пора. Психоватый, пойдем?

— Нет, посижу еще немного. Клиенты подождут. Будущее от них никуда не ускользнет, — усмехнулся Психоватый.

«Источник, — растерянно подумал Шут, — безымянное вездесущее начало Цивилизации. Написано сотни томов комментариев к каждому тому, как следует понимать то или иное положение его, ту или иную догму. Неправильное толкование приводит к ереси, грозящей нарушить равновесие Цивилизации с природой. Логическое следствие этого — преследование еретиков. Как в природе обязана погибнуть ложная мутация, искалеченный зверь или растение — так должен исчезнуть и еретик. Но Источник — вне подозрения! Миллионы людей рождались под его сенью, умирали с его словами — без сомнений в высшей целесообразности, продиктованной седой древностью и прошедшей через толщу веков. Мирон усомнился. И он не один, иначе не существовало бы Школы Седьмого дня. Страшно… Я не знаю тех безымянных, что вместе с ним были в Школе, но я хорошо знаю Мирона. Знаю и то, что неизвестно множеству других — имя одного из создателей Источника. Знаю, потому что им был мой пращур! Для меня Источник не сборник абстрактных идей, а плоть, святыня нашей семьи, стержень, на котором держалось мое искусство и жизнь. Пращур был Шутом — весь наш род занимался шутовством, как род Мирона наукой. Таков естественный уклад Цивилизации, повторяющий великую истину природы: потомство муравья может быть только муравьями, и никогда ему не породить птицы. Шуты смеются, учителя учат фантазировать, шинкари настаивают мед. Если кто-то произносит: «Нам сказали» — он имеет на то право, освященное веками и Источником. К чему все вопросы Мирона, его сомнения в целесообразности бытия? Разве Цивилизация — не часть природы, где все взаимосвязано и предопределено, а потому жизнедеятельно? Уж кому-кому, а Сотруднику Высшего Класса грех не знать столь элементарных истин. Можно понять Мирона, Школа поколебала его веру в Источник. Но нельзя жить без веры, мы не животные. Можно сомневаться в толковании положений, но не в них самих. Века существования Цивилизации доказали их правоту. Нет ничего за Источником, кроме естественного хода событий. Люди делают то, что им предопределено: фантазируют в детстве, анализируют в зрелом возрасте — и тем самым способствуют сохранению равновесия природы и Цивилизации… Передать бы Мирону хоть малую толику моей веры — ему стало бы намного легче. Но я не имею права рассказать ему даже о том, что пращур участвовал в написании Источника. Сила Источника — в безызвестности. Безымянное непогрешимо, тем более, если оно уходит корнями вглубь столетий, осенено веками традиций. Но сейчас речь идет о моем друге, давшем Цивилизации очень много. И если, нарушив запрет, я смогу развеять его сомнения, разве это не оправдает моего поступка? В конце концов память о пращуре даже обязывает поступить так».