Дмитрий Федотов - Сказки мегаполиса

— Мудрецы!.. — закатил глаза Кузька. — Грамотеи! Газетки надо читать, хотя б по праздникам, — не удержался, уколол сотоварищей он. — Поднять обчественность — значит уговорить тех же построителей, чтобы они сами выступили с почином. Мол, отремонтируем дом-от, сохраним для потомков как ценный памятник. И чтобы об ихнем почине в газете написали, против гласности никто не попрет — ни начальник, ни власть. Все ее боятся, поболе чумы, да!

— Голова! — не сдержал восхищения Архип Захарович. — Но как же их убедить, строителей-то? Поймут ли нас?.. Первое впечатление, — он запнулся, подбирая слова помягче, — варвары какие-то…

— Во, братцы, — прищурился Кузька. — А таперича, ухи распахните и слухайте. Сработаем так…

Сеня Пенкин на тахте лежал и напряженно думал, пытаясь осмыслить происшествие на Береговой. Цепочка выстраивалась довольно простая. мотор вывел из строя тот странный дед — в этом Сеня не сомневался ни минуты. Зачем?.. Предположим, негде жить, но всем выселенцам предоставляется жилплощадь, с теплым, кстати, сортиром, что на старости лет не последнее дело. Боится одиночества?.. Ерунда! В стране сейчас развернулось такой силы народное движение милосердия, что впору защищаться от него. Память дорога?.. В подобные сантименты Пенкин не верил принципиально. Остается одно: в доме сокрыта тайна. Клад!.. Хозяин-купец припас, так сказать, на черный день, да революция его опередила. И лежит-полеживает сундучок где-нибудь в подвале, или в стену замурован, или в колодце утоплен и ждет, чтобы его подняли… Сеня аж застонал. Вот она, синяя птица! Манит, подмигивает, крылом уже опахнула — только схватить! Да чтоб не вырвалась! Но — как?.. Пенкин взмок от напряжения, никогда еще ему не приходилось так интенсивно работать головой.

Итак, задача: оттянуть время сноса дома хотя бы на недельку, отыскать деда и войти с ним в долю. А может, он и есть хозяин? Бастрыгин?.. Правда, видок у деда — еще «тот», но, с другой стороны, это вполне может оказаться маскарадом: прикинулся бедненьким, несчастненьким, чтобы жалели сильней. Елки зеленые — Бастрыгин! Елизар Матвеевич! Если б так! Тогда взять за жабры, если будет упираться, тогда — верняк!.. На миг у Сени потемнело в глазах: мелькнул «мерседес», шикарная блондинка, очень похожая на Липочку, нежно склонившая лохматую головку ему на плечо, и он сам — респектабельный, «преисполненный»…

У Пенкина засосало под ложечкой, как всегда в минуты особого душевного волнения, возвращая в реальный мирок двенадцатиметровой малосемейки. Голод напомнил, что сегодня — суббота, следовательно, рабочая столовая закрыта и предстоит выматывающая душу процедура приготовления пищи на мерзкой электроплитке «Метеор», которая искрила, била током, бастовала, задавшись целью, по его глубокому убеждению, свести хозяина в могилу или в крайнем случае — жениться. Сеня нехотя слез с тахты, где так замечательно мечталось, и с тоской открыл холодильник. Нет, чудеса еще не начались: в морозильнике среди сугробов по-прежнему скучал в одиночестве желтоватый кусочек сала. Побренчав в кармане мелочью, голодный прораб обреченно побрел в соседний с домом овощной ларек. Лифт, по обыкновению, отдыхал, и Сеня отметил, что третий этаж имеет свои преимущества. Машинально сунув руку в почтовый ящик, он неожиданно обнаружил твердый бумажный пакет. Письмо? Бандероль? От кого?!. «С. И. Пенкину» значилось на конверте — странно, очень странно…

Заинтригованный и несколько встревоженный прораб вскрыл пакет крепкими молодыми зубами и нетерпеливо выудил оттуда сложенный вчетверо плотный серый лист. Сверху корявыми печатными буквами было написано: «Уважаемый Семен Иванович! Зная о Ваших финансовых затруднениях, спешу предложить свою помощь. Мне стало известно, что в доме, подлежащем сносу по улице Береговой, 13, находится клад. Возьмите и владейте! К сему прилагаю план. Остаюсь преданный Вам Н. Д.»

«Н. Д.»?.. Кто он?.. Сеня озадаченно теребил нос: ни одного знакомого с такими инициалами он вспомнить не мог. Может быть, «неизвестный доброжелатель»?.. Ну, конечно! Доброжелатель и обязательно — неизвестный, ведь истинное добро всегда анонимно, иначе о нем так быстро бы не забывали. Пенкин развернул лист, и… у него подкосились ноги. План! Настоящий, желанный, который снился ему ночами, о котором грезил наяву!..

На кривом квадратике стоял жирный красный крест и подпись: «погреб», и чуть мельче — «левый угол за ларем». У Сени захватило дух — наконец! — в подлинности чертежа он не сомневался. Мама всегда верила в его звезду, а Сеня верил маме. Но вот так, сразу, в самом начале трудового пути?!. Пенкин, опасливо оглянувшись, спрятал пакет за пазуху и через три ступеньки помчался домой готовиться к ночной операции.

Счастливый прораб, крадучись и поминутно озираясь, добрался до цели незадолго до полуночи. Улица не освещалась, а фонарик кладоискатель предусмотрительно включать не стал. Повозившись немного со щеколдой у калитки, обливаясь холодным потом, он бесшумно скользнул во двор. Дверь в доме оказалась незапертой. Внутри, уже подсвечивая себе фонариком, Пенкин благополучно миновал сенцы и прихожую и вошел в комнату.

Всюду царило запустение. Пыль серым казенным одеялом покрывала пол и немногие брошенные хозяевами при переезде вещи: стол, комод, два стула-инвалида да массивный сундук в углу, с крышкой, узорчато окованной железом. Но тишины в доме не было. Где-то потрескивало, по углам шуршало, скрипели половицы на кухне. Вдруг за спиной присевшего от страха Сени раздался мягкий быстрый топоток. «Крыса!» — попытался успокоить себя Пенкин. Сердце выбивало дробь где-то в левой пятке, а фонарик прыгал в руке, словно пытался грохнуться об пол и тем покончить счеты с жизнью. Прошло несколько томительных минут, прежде чем бледное пятно света выхватило толстое железное кольцо под столом. Обхватив столешницу, Пенкин попытался его приподнять — пустые хлопоты! «Да, это тебе не прессованная стружка», — усмехнулся Сеня и налег на стол всем корпусом. Гррум! — древнее сооружение вздрогнуло и нехотя тронулось с места.

Пристроив фонарик на комоде, кладоискатель, замирая от восторга и ужаса одновременно, поднял тяжелую крышку. Из холодной и вязкой темноты, наполнившей пространство внизу, пахнуло плесенью и болотом. Сене даже почудилось приглушенное кваканье. Он посветил фонариком — на дне тускло мерцала вода, лестница явно отсырела, но выглядела вполне крепкой, и Пенкин рискнул. Зажав в зубах фонарик, он уперся руками в края и поставил обе ноги сразу на вторую ступеньку. В тот же миг гнилое дерево ахнуло, и незадачливый кладоискатель полетел в расколовшуюся хохотом тьму…