Геннадий Михеев - Фантазии Старой Москвы

- Так значит, ты... то есть, вы... А тот, который сегодня с яйцами...

- У мавзолея? Коля? У него получилось, значит.

- Почти

- Так то – блаженный, убогий. Художник от слова худо. Да пусть - жалко что ль...

- А что... с ним тоже так: хотел убить какого-нибудь... а ты... то есть, вы ему наказали яйца пригвоздить?

- Не совсем. Он просто хотел самовыразиться, что ли. Да и пусть духи Старой Москвы поразвеются, все им потеха.

- Ну уж духов может не надо примазывать.

- Как без них. Все нормальные люди томятся духовной жаждой.

- И часто к вам приходят... вот такие.

- Редко. Бывает, за всю неделю не придут. А то и трижды за утро.

- И каждый со своей идеей?

- Почему. Иной просто хочет знать, зачем он живет.

- Что же вы им говорите.

- Да ничего. Мне-то откуда знать, зачем вы все живете.

- Откуда вы вообще свалились?

- В паспорте же указано. Деревня Ольховка Тамбовской области. Раньше ее называли Второй Китай. Народу хренова туча жило. Теперь все захирело.

- В вашей этой Ольховке к вам тоже приходили за... советом?

- Да что вы, гражданин Фукс. Там я был колхозник и дурак.

- Вот, что... Спакуситель из Второго Китая. Нам сегодня или завтра ждать каких-то сюрпризов?

- Н-у-у... как сказать. Придете домой - включите телевизер. В мире кажный божий день творится тако-о-ое. И давайте уж по сути. Вы будете задавать свой вопрос или мы продолжим вот эту вот дрочку?

И Фукс сообразил, что ему надо спросить у чистильщика моста:

- В чем я найду... покой?

- В этой жизни?

- Пока - да.

- Тогда - в воле. - С видом самодовольства, легко вздохнув, изрек Спакуситель.

В тот же день Фукс совершил самый яркий поступок в своей жизни (этой). На информационном поле он затмил не то что Колины яйца, прибитые к брусчатке Красной площади, но даже заваленного Колумба с головою Петра. Цивилизованное человечество долго языки чесало на тему Фуксового безумства храброго. А вот духи Старой Москвы, включая даже духа Ильича Первого, что-то особо не возбудились. Тут и не такое на их веку выкабенивали да выёживали, правда, все предыдущие попытки делали люди не столь высокого положения.

Что же касаемо дальнейшей судьбы Исая Ионыча Назарова, человека из Тамбовской глуши, которого волей провидения экзальтированные интеллигентишки придумали обзывать Спакусителем, то нам неведомо. Был бы градоначальником я, оставил бы чистильщика на прежнем месте - дабы бдел и осведомлял органы. Подобного рода фигуры Системе необходимы, иначе неадекваты совсем озвереют.

СОВСЕМ ПРОПАВШИЙ

- Публицистика! - С ходу отрезал Сергей. Абай, казалось, весь напрягся от мужской нагловатости. "Анна Каренина" опоздала на четырнадцать минут. На сей раз девушка была в черных брюках, лакированных ботиночках и синей кофте, под которой почти светилась белая блузка. И снова - ни капли косметики на детском, правда, слишком невыспавшемся лице.

- А говоришь, не разбираешься. - Знакомой незнакомке понравился заданный тон.

- Давай уж сразу меняться.

- Как - внутренне или внешне... - Съязвила девушка.

Обмен файлами состоялся. Упаковав (на сей раз не глядя) тексты, Сергей не преминул спросить:

- Ты не будешь против, если я дам это почитать одному своему знакомому.

- Для чего?! - Неожиданно резко воскликнула девушка.

- Ну-у-у... глупо это с твоей стороны. Я бы и предыдущие рассказы мог показать кому угодно.

Девушка отходила от неразумного возмущения долго, в ней все будто кипело. Наконец выдохнула:

- Ладно. Пусть читает. Прости... Но пусть потом так же выскажет свое мнение.

- Очно?

- Что...

- Через меня, или мне его с собою взять...

"Анна" мелко, переливчато рассмеялась:

- Ну, прям… - Произнесла она, окончательно успокоившись. - реши уж сам. Я ведь именно тебя прошу почитать, а не кого-либо. Впрочем... Давай-ка поподробнее о том, что думаешь об УЖЕ прочитанном.

- Несколько раз твой это Муянов увлекается и называет себя в женском роде. По меньшей мере сранно. - Денис осмысленно исковеркал слово, между прочим, пародируя каламбуристый стиль автора. - Присядем?

Девушка не отказалась, а разоблачительное высказывание Антонова проигнорировала. Скамейка с видом на пруд, над которым нависает мрачный дом. По глади лениво передвигались водоплавающие. Сергея немного удивило, что девушку совершенно не впечатляет вид лебедей. - Сценарий у нас обычный?

- То есть...

- Ты мне обещала до-рассказать историю своего этого Муянова. Не зря же ты мне даешь... почитать столько его писанины. - Сергей почти уже убедился в том, что Муянов - фантазия незнакомки. Девушка явна горазда на выдумки и обожает мистифицировать. Но на сей раз Антонов не стал выражать свое подлинное мнение.

- Там все невесело, если честно. - Заявила "Каренина".

- Печальна разве что несчастная любовь. Остальное - покатит.

- Оксюморон.

- Не понял.

- "Несчастная любовь" - явление невозможное.

- То есть, ты намекаешь на то, что если кто-то кого-то плохо любит, значит, просто не научился готовить?

- Ни на что я не намекаю. И вообще это пошло. Можно, покурю?

- Я не родитель, чтобы запрещать. - Вот уж не ожидал, что ты смолишь, детка, подумал Сергей.

"Анна" вынула нераспечатанную пачку "Парламента", явно неумело сняла обод, прикурив, смешно закашлялась. Выделывается, хочет показать, что крутая и прожженная...

- Давай все же поговорим сначала о рассказах. Ведь у нас сценарий - или...

- Что ты хочешь услышать, о вулканчик?

- Всё.

- О'кэй. Первый рассказ познавательный, информационно насыщенный. Смею констатировать информационную спекуляцию, жонглирование фактами. Я подозревал, что талант и сарказм Салтыкова-Щедрина востребованы и теперь. Немного жаль, что не рассказано о нынешних правителях Старой Москвы.

- А ведь третий рассказ как раз о префекте, который в должности сейчас.

- Он что, готов совершить что-то такое офигительное?

- Мы все готовы.

- Как юные пионеры.

- Как кто?

- Забыл. Ты ж родилась уже в новое время. Другое поколение. А почему ты не обращаешься ко мне по имени? Если забыла, меня зовут Сергей.

Девушка замялась. На ее лице изобразилось подобие глупой улыбки. Она виновато произнесла:

- Прости. Мы ведь можем называть друг друга как хотим. В этом особенная свобода. Вот как бы ты хотел, чтобы к тебе обращались?

- Товарищ Антонов. - Не задумавшись гаркнул молодой человек.

- Уж лучше тогда - никак.

Сергей ощутил, что отношения между ним и знакомой незнакомкой переменились. Начинается словесная война. Притирка характеров? Или накапливается моральная усталость... Сергей произнес нарочито растянуто:

- Ты знаешь, что я думаю... мы, русские – люди, излишне отягощенные прошлым.

- К чему это ты?

- К твоему первому рассказу о том, как что-то там отжали у Кучки. Вот взять французов. Они чайники своим королям посрезали - и не парятся. Свобода на баррикадах Парижа, французские поцелуи, тужуры, абажюры и все такое. А мы вот паримся. Чехов писал: то, что французы устилают розами и лилиями, мы, русские, украшаем роковыми вопросами. А между прочим у них культура - это внешнее, лоск. Я читал, во времена французских просветителей в Париже право быть похороненным в персональной могиле имели только богатые. Всех остальных сваливали в общие ямы. А нас же даже в самые реакционные времена оставалось право на два аршина земли. Но мы себя самобичуем: у нас власть тупая и вороватая, в плебсе сидит раб и вообще мы все умрем.