Александр Михайловский - Второй год новой эры

Петровича дома тоже ждал отложенный семейный вопрос по имени Сабина Вилар. Как выяснилось, за то, время пока «Отважный» плавал к Северным Оленям и обратно, девушка ничуть не изменила своему намерению стать мадам Грубиной. Тем более что Фэра, Илин и Мани дали кандидатке наилучшие характеристики. Мол, и хороша собой, и умна, и скромна, и нечванлива, и трудолюбива, и детей любит. Одним словом, ангел. Ляля, будучи уверенной, что у каждого «ангела» где-то про запас имеются копыта, рога и хвост, устроила и своим собрачницам-Ланям, и претендентке настоящий допрос, имевший, впрочем, нулевые последствия. Ни подтвердить, ни опровергнуть Лялиных подозрений таким образом не удалось. Сам Петрович, не выдержав накаленной атмосферы в домашнем гнезде, банально сбежал на кирпичный завод к Антону Игоревичу смотреть новые печи, предварительно сказав, что примет любое решение женской части своей семьи, но лучше было бы, если б оно оказалось положительным. Если мы будем подозревать друг друга непонятно в чем и непонятно по какому поводу, то добра в племени не будет. В переводе с эзопова языка на русский это означало: «Уймись, Лялька, ты ревнуешь, а это очень плохо!»

Что касается печей Антона Игоревича, там действительно было на что посмотреть. Та печь, которая была предназначена для пережигания дров на древесный уголь, была уже совсем готова и проходила приемо-сдаточные испытания. То есть древесный уголь эта печь производила исправно, только вот пока не получалось отладить работу возведенной рядом ректификационной колонны, чтобы смолье, древесный уксус и метиловый спирт не оказывались смешанными между собой, а поступали в раздельные емкости. Хрен с ним, с самим метиловым спиртом. Слишком уж он опасен и токсичен, что делает его использование в качестве дополнительного топлива к УАЗу весьма опасным. Его пары Антон Игоревич предполагал отправлять в топку на дожигание, но ведь эта дрянь еще и загрязняла собой уксус – а вот это было серьезно, поскольку этот уксус планировалось использовать в пищевых целях, и никаких примесей древесного спирта там присутствовать не должно.

Вторая печь, предназначенная для плавки стекла в тиглях, была еще не готова, но, как рассчитывал Антон Игоревич, к моменту возвращения «Отважного» из похода за содой и касситеритом, должна быть уже в рабочем состоянии. Чуть в стороне виднелась расчищенная площадка, подготовленная для возведения большой доменной печи и ванны конвертера. Вообще-то собирать в одном месте кирпичное, стеклянное и металлургическое производство было нежелательно, но это делалось вынуждено, поскольку специалист в этих трех областях был только один, и размножить его в трех экземплярах никак не получалось. Впоследствии, быть может, хорошим металлургом станет Ролан Базен, но в любом случае, несмотря на то, что Геолог был еще крепок, требовалось срочно искать кого-то из молодых, кто мог бы взять на себя управление кирпично-гончарным и стеклянным производством. Как говорил товарищ Сталин – кадры решают все.

Когда Сергей Петрович подошел в летнюю столовую на обед, там была уже вся его семья в полном составе, включая планируемое пополнение. Ляля демонстративно усадила Сабину за их общий семейный стол и с улыбочкой сказала супругу:

– Знаешь что, дорогой, я должна поставить тебя в известность, что мы все же решили попробовать поверить в благонравие нашей новой соискательницы, поэтому сегодня вечером мы все вместе идем в баню и там уже решим «туби, ор нот туби?».

Тогда же и там же

Люси д`Аркур – медсестра, замужняя женщина

Этот Виктор, видимо, избрал меня в качестве своеобразного не то гида, не то опекуна. Он постоянно обращался ко мне, прося разъяснить то или это. Словом, как остроумно выражаются русские, «прилип как банный лист» (теперь я не только знаю эту поговорку, но и хорошо представляю, о чем речь). К своим ровесникам-французам он относился хоть и дружелюбно, но с некоторой настороженностью. И его можно было понять – будучи выкормышами двадцать первого века и к тому же перенявшие у русских их привычки и взгляды на жизнь, они очень сильно отличались по духу от молодого аристократа. Едва нашлось бы хоть две вещи, относительно которых мнения этих ребят и самого Виктора совпадали. Оставалось лишь надеяться, что это временно.

Кроме того, бедняге не давали прохода две девицы – Флоренс и Сесиль. Они принялись его осаждать сразу, с момента его появления, и делали это так настойчиво, что парень начал ощущать себя загнанной дичью. Он, конечно, старался этого не показывать. И даже стал понемногу привыкать… Вообще я видела его честные усилия поскорее адаптироваться в нашем обществе, и порой это доходило до смешного. Взять, к примеру, наши традиционные забавы – то есть купание голышом в речке. Первые несколько дней, чтобы подбодрить Виктора и вызвать в нем интерес определенного рода, девки-проказницы (эти самые потенциальные невесты), показывали юноше этакий своеобразный стриптиз – раздеваясь на берегу, они томно выгибались, наклонялись, трясли своими волосами. Сесиль, которая превратилась в весьма сексуальную пышечку, даже исполняла нечто вроде танца живота. Парень, глядя на это, краснел, бледнел, пыхтел и смущался, но все равно было видно, что он ценит старания подруг. Очень скоро он смущаться перестал. А однажды я имела счастье наблюдать такую картину – эти трое, в чем мать родила, танцевали на берегу все вместе… Виктор, ни капли не смущаясь, пытался повторить движения Сесиль – он крутил бедрами и переминался на мягком песке, при этом руки его плавно порхали в воздухе. Флоренс напевала какой-то восточный мотив очень недурным голоском. Все трое весело смеялись – похоже, это занятие приносило им истинное удовольствие. При этом они оживленно разговаривали меж собой – и Виктор много шутил, блистая тонким аристократическим остроумием. Я просто засмотрелась на эту идиллию. Попался, голубчик! Как теперь тебе не жениться на этих двух прекрасных гуриях?

Узнавая Виктора все больше, я открывала в нем много интересных черт, характерных для людей его круга того времени. Например, я сделала вывод, что он считает неприличным бурно выражать удивление или показывать замешательство. Однажды, в один из первых дней, я застукала его за странным занятием – он стоял в комнате и щелкал выключателем. Щелк! – комната погрузилась в темноту, Виктор сосредоточенно сопит, очевидно, предаваясь напряженному размышлению. Щелк! – свет снова загорается, и парень, прищурившись, смотрит то на лампочку, то на выключатель, то зачем-то на свои пальцы. Щелк! – и свет опять гаснет. И так раз семь.

Когда я подошла и спросила, что он делает, он смутился и пробормотал, что пытается разобраться, как это работает. По его глазам было видно, что он просто потрясен таким удивительным чудом, но говорил он нейтральным тоном, полным достоинства и выдержки.