Андрей Лазарчук - Мост Ватерлоо [компиляция]

Вместо отражения Тамары Истриной посреди комнаты, устремив в зеркало беспощадные прозрачно-серые похожие на плавящийся лед глаза, стояла Ирина Полупалова – хрупкая, болезненно бледная, рыжеватая.

– Ну, здравствуй… – еле слышно выговорила она. – Узнаёшь?..

А в зеркале тем временем с неотвратимой медлительностью происходило неминуемое. Припадочно закатив зенки, рослая Тамара Истрина тяжко оседала на тщательно выметенный ковер, где уже валялись завернутые в целлофан розы. По сминающейся вороненой коже плаща плыли тусклые зигзаги отсветов. В глубине комнаты моталось перекошенное, беззвучно орущее лицо Василия, отводящего для броска руку с бутылкой.

Повторять его движения уже не было надобности.

Зеленоватая стеклянная граната угодила в самую середину зеркала. По нему медленно поползли, ветвясь, двойные трещины – и мир взорвался, распавшись на бесчисленное множество комнат с незашторенными окнами.

– Ой, козел я… Ой, козё-ол… – плачуще причитал где-то поблизости голос запоздало прозревшего распорядителя. Остальные потрясенно молчали.

Отражение Василия Полупалова открыло глаза. Павильона, естественно, не было уже и в помине. Все оцепенело смотрели на хрупкую рыженькую Ирину, казавшуюся теперь еще бледнее. Держалась она неестественно прямо, в прозрачно-серых глазах – страх и вызов.

– Эх, девонька… – стонуще, с болью выдохнул наконец дядя Семен. – Да что ж ты с собой, дурашка, сделала! Ну мы-то – ладно…

Отражение Ирины Полупаловой вздернуло задрожавшую верхнюю губу и попятилось. И вполне возможно, что точно так же попятилось оно в нескончаемой череде зазеркалий. Тонкие, как у подростка, руки совершали странные судорожные движения, словно отбиваясь от незримых и пока еще слабеньких прикосновений.

– Думаете: всё?.. – отчаянно выкрикнула она. – Думаете: нет ее больше?.. Он еще вспомнит! Над колодцем наклонится!.. К пруду подойдет!..

Далее какая-то невидимая сила согнула ее пополам и неумолимо повлекла в сторону биржи. Егорка не выдержал – и так зажмурился, что даже звуки исчезли. В себя он пришел не скоро. Три старших его товарища по-прежнему стояли рядом, запрокинув сведенные страдальческими гримасами лица.

– Как же она ее так смогла отразить?.. – запинаясь, выговорил Арчеда.

– Как-как… – ворчливо отозвался дядя Семен. – Да она ее наверняка и корчила целый месяц в этой фирме… пока та не сбежала…

– Мало того, что все расколошматят – еще и душу наизнанку вывернут!.. – злобно цедил Василий. – Воспитывай их! Сами кого хочешь воспитают…

Историю эту поведало мне с помощью жестов некое отражение, высланное в прошлом году из зазеркалья и обитающее ныне в озерах Волго-Ахтубинской поймы. Имена действующих лиц умышленно изменены. Название поймы – тоже.

2001

Хмурым осенним днем в лето 6420 от сотворения мира на холмах близ Киева по вине не родившегося еще в ту пору преподобного Нестора срывалось историческое событие.

– В тридцать три главы летописца мать! – в сердцах выбранился Вещий Олег, приподнимая ногу и разглядывая сапог. – Даже и не прокусила! У, гадюка!..

Змея испуганно пригнула точеную треугольную головку и, пресмыкаясь от неловкости, снова заползла в конский череп.

– Да не одолеть ей княжьего сапога… – покашливая, вступился за оплошавшего гада боярин. – Кожу-то, чай, на совесть дубили… Вот ежели бы кобру сюда индийскую! Та, сказывают, на дыбки встает – выше голенища. Могла бы и за коленку уклюнуть… Стопа, колено – все едино нога…

– Эва! – сердито подивился князь. – Где ж ты под Киевом кобру-то сыщешь? – Насупился Вещий, помыслил. – Может, длань на череп возложить?

– Писано, что ногу… – кряхтя, напомнил другой боярин.

– Или старый сапог надеть, с дыркой?.. – окончательно расстроившись, прикинул Олег.

Бояре в сомнении уставили брады, неодобрительно закачали горлатными шапками.

– Невместно, княже…

Высунувшаяся было из конской глазницы змея тоже приуныла и вяло втянулась обратно. Того и гляди в спячку впадет: не лето, чай, – осень.

Вещий Олег оглянулся. На холмах толпились изрядно озябшие киевляне. Там уже все было готово к погребению и великому плачу.

– Пишут – сами не знают чего… – проворчал он. – Ладно! Босиком наступлю. Пусть сами как хотят, так потом и толкуют…

Сел на услужливо подставленный ременчатый стул и, сняв с правой ноги сапог, с досадой принялся разматывать портянку.

Сиреневая чернильная резинка аккуратным кирпичиком лежала на исцарапанной крышке письменного стола, и Вавочка с удовольствием эту резинку созерцал, потому что была она новенькая, со стеклянными искрами и чёткими нестёртыми углами.

Налюбовался. Отложил сигарету на стальную линейку и принялся не торопясь, с чувством освобождать от обёртки лезвие безопасной бритвы.

Предстоящая ему работа при всей кажущейся несложности предполагала однако огромное терпение и великолепный глазомер. Хищно прищурясь, Вавочка установил лезвие и начал медленно перепиливать резинку вдоль. Малейший перекос всё бы испортил, но перекосов он избежал. Резинка была развалена на две абсолютно равные доли.

Довольный собой, потянулся к сигарете и обнаружил, что та успела обратиться на треть в цилиндрик серого пепла. Из чего их эти американцы делают? Из пороха, что ли? Бикфордов шнур, а не сигареты…

Одарив Соединённые Штаты презрительной усмешкой, Вавочка затянулся и поразмышлял, сложить ли ему теперь обе части резинки воедино или же перепиливать каждую в отдельности. Поколебавшись, остановился на втором варианте.

Перепилив, прикончил сигарету нежной затяжкой и раздавил огонёк на стальной линейке.

В бывшем детском садике стучали молотки и визжали пилы. За окном, выглядывать в которое не хотелось, урчал принадлежащий Фонду грузовичок, потому что больше урчать было нечему. Тяжкое наследие советской власти. На борту его даже сохранился фрагмент агитки: «НЕ РАБОТАЙ БЕЗ…» Без чего-то там не работай.

Вавочку не тревожили. И лишь когда резинка расчленилась на шестнадцать сиреневых микрокирпичиков, в коридоре громко, как копыта по асфальту, зацокали каблуки. Вавочка усмехнулся и исполненным достоинства мановением руки набросил на плоды своего труда писчий лист. На листе косым летящим почерком шефа было начертано: «Ареал маркетинговых исследований охватывает…» Что именно он (она?) охватывает, шеф, убегая, не дописал. Как всегда.