Евгений Лукин - Алая аура протопарторга [сборник]

— Да приблудился… — уклончиво молвил он. — Мне-то что за дело? Спит — и пускай себе спит… Какой-никакой, а жилец…

Оба домовых поймали себя на том, что смотрят на беженца, уважительно раззявив хлебальнички, и тут же возненавидели его за это окончательно.

— Ну и как там, в Лыцке? — недовольно посопев, спросил лопоухий.

Анчутка вздохнул.

— Плохо, — признался он. — Гоняют почём зря. Бывало, выберешь семью, поселишься… И только-только уют наладишь — глядь, а соседи уже в инквизицию стукнули — из зависти… Ну и приезжают эти… комсобогомольцы…

— Кто-кто? — попятившись, ужаснулся лопоухий.

— Коммунистический союз богобоязненной молодёжи… — угрюмо расшифровал Анчутка. — Нагрянут бригадой, цитатники у них, пульверизаторы со святой водой… И давай изгонять!.. «Именем Пресвятой Революции, сгинь, — говорят, — вредное суеверие!..» В общем, хорошего мало…

— Ну, здесь, знаешь, тоже… — ревниво сказал серый. — В Лиге Колдунов вон законопроект выдвинули… О правах гражданства и призыве на действительную службу…

От изумления Анчутка едва не грянулся со стропила.

— Кого на службу?.. — ошалело переспросил он. — Домовых?!

— Да и домовых тоже… «Все на защиту демократии!» Нам-то ещё так-сяк — в гражданскую оборону, а вот лешим хуже… Им ведь в погранвойска идти — межевыми. Водяных аж в начале мая забрили — Чумахлинку патрулируют…

— Ну, не все… — со знающим видом заметил лопоухий. — Донные пока уклоняются… Русло-то ещё не тралили…

И Анчутке живо припомнился водяной Хлюпало, в бритом виде сильно похожий на бежавшего в Аргентину Бормана…

— Причём лучше под первый призыв угодить, — озабоченно добавил серый с подпалинками. — А то потом дедовщина всякая начнётся…

Анчутка висел вниз головой и моргал.

— Н-не… — опасливо протянул он наконец. — Я тогда, пожалуй, тоже… уклонюсь…

— Ага!.. — серый победно осклабился. — Уклонился один такой!.. А куда ж ты денешься? Загребут — и на комиссию!..

— А у меня правая ножка хромая! — нашёлся Анчутка, — Пьяный поп кадилом огрел… при царском режиме…

Насчёт хромоты он, понятно, приврал, но хромоту, в конце концов, можно было изобразить, тем более что и шрамик вот на коленочке остался… Домовые злорадно всхохотнули:

— Ты ещё на плоскостопие сошлись!.. Ты кто? Гражданин? Гражданин! Ну так вперёд и с песней! «Не плачь, кикимора!..»

— Да я ж ещё не гражданин…

— Ну станешь!

Обмякший Анчутка свисал со стропила наподобие тряпочки. Замшевый лобик собран в гармошку. Домовые переглядывались с ухмылкой.

— А что вообще нужно… для гражданства?..

— У-у, бра-ат… — тот, что покрупнее, с деланным сочувствием оглядел Анчутку и принялся сокрушённо качать головёнкой и цокать язычком. — Ну, нам-то, местным, проще: подал заявление — и всё… и гражданин… А вот для таких, как ты, для беженцев… Кикимору-мать триста раз проклянёшь, пока гражданство выбьешь…

— А если не выбью? — в страхе спросил Анчутка.

— Ну и никаких тебе прав…

— Например!

— Н-ну… голосовать не будешь…

Анчутка опешил и надолго замолчал, соображая, в чём тут подвох.

— А оно мне надо? — искренне спросил он наконец. — Ну не буду я голосовать… Зато в армию не пойду!

Домовые разом оборвали смех. На личиках — растерянность и обида. Нет, такого цинизма они даже от лыцкого беженца не ожидали.

— Ах ты, морда дезертирская… — изумлённо и угрожающе начал серый с подпалинками, но не договорил — задохнулся от возмущения. — Это что же? Мы, значит, межу охранять, демократию отстаивать, а ты, змей, закосить решил?.. В нетях решил сказаться?.. Да я тебя сейчас…

— Тише ты… — испуганно прошипел лопоухий, вцепившись товарищу обеими лапками во вздыбленную на загривке шёрстку. — Не шуми!.. Этого разбудишь… внизу…

— Не замай!.. — огрызнулся тот, сжимая кулачки и делая шажок к Анчутке. — Набежало вас тут, обезьян дымчатых, из-за Чумахлы! Шагу уже ступить некуда!.. Тебя кто сюда звал?..

Анчутка разжал коготки и, кувыркнувшись через головёнку, мягко пал на задние лапки. Конечно, с двумя противниками (пусть даже и плюгавенькими) в одиночку он бы не справился, но внизу, всхрапывая, ворочался Африкан, и это вселяло в беженца уверенность. Кроме того, у него было кое-что для них припасено…

— Сгинь! Контр-ра!.. — ликующе провозгласил Анчутка, сильно жалея, что не может увидеть себя со стороны.

Серый с подпалинками подавился, злобно выпучив и без того выпуклые глазёнки. Лопоухий присел.

— Существуешь, вражина?.. — вдохновенно продолжал Анчутка. — Учению перечишь, жмара запечная?..

И тут что-то произошло… Мохнатое от пыли нутро чердака крутнулось, дощатый настил вывернулся из-под пяточек — и ополоумевший от ужаса домовичок стремглав полетел в жуткую непроглядную тьму…

В себя он пришёл на краю выщербленного тротуара в каком-то неведомом ему ночном переулке и лишь тогда сообразил, что стряслось. Видимо, они всё-таки разбудили Африкана, и тот спросонья послал их куда-то очень-очень далеко…

Да, но куда именно?.. Анчутка со страхом огляделся. Как всегда после изгнания словом, чувствовал он себя мерзко — будто брюшко изнутри с мылом вымыли. Фонари не горели, но кое-где желтели низкие окошки частного сектора. Недавних супостатов поблизости не наблюдалось. Надо думать, рассеяло по дороге. Обоих…

Где же это он, однако? Кажется, даже и не в Чумахле. Вот и дождик уже не накрапывает… Ущербная однобокая луна, тусклая, как лампочка в подъезде, смутно прорисовывала перед домовичком тесный кривой переулок. Тихо ботала по древесной фене чёрная потрёпанная листва, да невидимая мелкая собачонка тявкала тоненько и отрывисто — как в бутылку.

Внезапно в отдалении возник и разросся знакомый до дрожи звук: ритмично заклацало, застучало… Трамвай. Причём как бы выскочивший из-под земли, поскольку минуту назад всё было тихо. Анчутка обмер, сердчишко остановилось. Подземная линия трамвая имелась только в Лыцке (на метро у Партиархии не хватило средств). Станции, правда, были самые настоящие, облицованные мрамором, с электронными табло, со скульптурами в нишах и даже с коротенькими эскалаторами в одиннадцать ступенек… Лыцк, как известно, стоял на семи холмах, и поэтому идущий по кольцевому маршруту трамвай то выскакивал на поверхность, то снова нырял под землю…

Неужто Африкан снова зашвырнул его в Лыцк?.. Анчутка был уже готов опуститься на четвереньки и завыть на тусклую ущербную луну. Чудом пересечь границу, добраться до Чумахлы, обрести такого покровителя — и всё зря? Постанывая, Анчутка двинулся вдоль штакетника… Не узнавая местности, он долго плутал по переулкам, как вдруг впереди из чёрной листвы вылупился желток светофора — и домовой остолбенел вторично.