Евгений Лукин - Алая аура протопарторга [сборник]

Вроде бы заклятие стало помаленьку выдыхаться… Анчутка поднапрягся — и пяточка с чмокающим звуком отделилась от шершавого покрытия. Домовой метнулся вправо, влево — и остановился в растерянности. Ну и куда теперь? Следовать за Африканом в контрразведку или пойти предупредить Панкрата? «Херувимов» Анчутка побаивался, но в то же время понимал, что, кроме них, никто ему сейчас не поможет…

И домовёнок торопливо заковылял в сторону краеведческого музея.

Он опоздал всего на несколько минут. На крыльце музея шёл захват — и тоже с применением самой чёрной магии… Члены террористической организации «Красные херувимы» застыли без движения в скучающих позах. Видимо, заклинанием их накрыло совершенно внезапно. Меж ними, сноровисто изымая всё взрывчатое и огнестрельное, сновали хмурые озабоченные люди в штатском. Разоружив, снимали боевика со ступеней и уносили в фургон.

Круглыми от ужаса глазёнками Анчутка смотрел, как исчезают в чёрном проёме рифлёные подошвы ботинок Аристарха Ретивого. Колыхнулось, словно помахало на прощание, белое кашне заносимого в фургон Панкрата. Всё. Уехали…

Горестно уронив хрупкие плечики, домовой подобрался к опустевшему крыльцу. Больше рассчитывать было не на кого — только на себя…

— Не поняла!.. — прозвучал сзади мелодичный голос — и домовичок, вздув дымчатую шёрстку, подскочил на месте.

Обернулся. Перед ним в пятнистом десантном комбинезоне и с помповым ружьём в руках стояла оскорблённая в лучших чувствах Ника Невыразинова, опоздавшая, по обыкновению, на полчаса…

— Не поняла! — холодно повторила она. — Где остальные?

Экстренный выпуск «Краснознамённого вертограда», целиком посвящённый грандиозным похоронам Африкана, Глеб Портнягин читал на грани апоплексического удара. Ах, сволочи! Ведь это ж надо, что придумали!.. Портнягин заставил себя оторваться от мерзкой газетёнки — и прочистил чакры…

За стёклами потемнело, затем полыхнуло. Гром откашлялся — и гаркнул. Президент схватил трубку.

— Ну и что это у нас делается за окном?.. Ах, из Лыцка приползло?.. И что теперь? Мне самому облака разгонять?..

Он бросил трубку, едва не разбив аппарат. Ополоснулся изнутри энергией — и вновь взбычился над распластанным по столу «Вертоградом»…

Следующая заметка взахлёб расписывала чудеса, уже имевшие место во время погребения… Комсобогомолка Сериознова при одном только взгляде на мавзолей протопарторга излечилась от бесплодия и забеременела прямо на площади. Несколько слепых, дотронувшихся до лафета, на котором везли урну с прахом Африкана, прозрели политически и прилюдно заявили, что в следующий раз обязательно придут на выборы…

У, словоблуды!.. Портнягина душила ненависть. Трудно было с этим смириться, но на сей раз Партиарх Порфирий переиграл его с блеском… Пришлось прочистить чакры повторно.

Погода за окном стремительно улучшалась… И попробовала бы она не улучшиться! Наконец замурлыкал телефон, которому, честно говоря, давно уже пора было замурлыкать…

— Ну?..

— Привезли, Глеб Кондратьич…

— Что он?

— Жив… — как-то слишком уж уклончиво отозвались на том конце провода.

— Ведите!..

Глеб Портнягин откинулся на спинку кресла и воззрился на дверь. Лицо Президента окаменело — и не потому, что он опасался, как бы какой-нибудь подкравшийся со спины страшок не выдал ненароком его чувств. Во-первых, страшки сидели, как положено, за портьерой. А во-вторых, глава Лиги Колдунов Баклужино в данный момент ничего не думал скрывать. Большое человеческое сердце Президента, о котором столь часто писали столичные газеты, било, как колокол. Наконец кивнула сияющая дверная ручка — и в кабинет, сильно ссутулившись и глядя исподлобья, косолапо ступил…

Президент задохнулся и встал.

В кабинет ступил обрюзгший старик с сократовской выпуклой плешью и пегой разлапой бородой. Был он почему-то бос и одет в просторную старую рясу с бурыми подпалинами… Для полноты картины не хватало только венка из полевых цветов. Боже, что с нами делает время!.. Неужели с этой вот дряхлой развалиной Глеб Портнягин когда-то, по молодости лет, пытался взять на пару продовольственный склад? Боже мой, Бож-же мой!..

За понурым плечом вошедшего возвышался статный полковник Выверзнев. Красивое мужественное лицо его выражало приличную случаю сдержанную скорбь.

Глеб Портнягин повёл бровью. Полковник понимающе наклонил голову — и вышел, а запавшие от жалости глаза Президента вновь обратились к бывшему другу и подельнику.

Душераздирающие зрелище… Вместо мощного алого ореола — какие-то жиденькие клочья и колтуны из рыжеватых паутинчатых лучиков. Даже кинозвёзды, чья аура давно выпита зеркалами и съёмочными камерами, не выглядят столь удручающе.

Следом за Африканом прямо сквозь стену в кабинет впёрлась целая толпа обрюзгших сгорбленных страшков. Огромное горе протопарторга было для них всё равно что званый обед.

Президент вышел из-за стола, шагнул навстречу и бережно, как на похоронах, обнял бывшего друга.

— Эх, Никодим… — с болью выговорил он.

Сократовская плешь протопарторга ткнулась в широкую грудь колдуна.

— Глеб… — в горле поверженного всклокотнуло рыдание. — Ты не поверишь… сам сдаваться шёл…

Продолжая придерживать за плечи нетвёрдо стоящего на ногах Африкана, Глеб Портнягин подвёл его к креслу, усадил.

— Мерзавцы, ах мерзавцы… — сдавленно приговаривал он. — Что же они с тобой сделали!..

Опустившись в кресло, Африкан сгорбился окончательно.

— В Гаагу отправишь? — старчески шамкая, осведомился он с видимым равнодушием к своей дальнейшей судьбе. Предыдущих сочувственных слов протопарторг либо не расслышал, либо не принял всерьёз.

Глеб выпрямился. Глаза его метнули тёмные молнии.

— В Гаагу?.. — оглушительно переспросил он, широко разевая львиную пасть. — Ну, нет!.. Такого подарка они от меня не дождутся!..

Гневно оглянулся через плечо и лёгким дуновением развеял толпу рассевшихся посреди кабинета страшков. Раздражали…

Медленно, скорее с досадливым недоумением, нежели с надеждой, Африкан поднял измученное лицо, всмотрелся… Зная Портнягина с детства, на пощаду он даже и не рассчитывал… Одного не учёл Никодим: с возрастом люди иногда становятся мудрее. Особенно если достигнут высшей власти…

Великодушие Президента застигло Африкана врасплох — и протопарторга накрыло синдромом Иоанна Грозного, любившего в трудные минуты предаться самоуничижению…

— Глеб… — надломленно, с покаянной слезой в голосе выдохнул Африкан. — Прости меня, Глеб!.. Кругом перед тобой виноват, кругом!.. Даже тогда… Даже тогда на складе… Не урони я там ящик с водкой — хрен бы нас повязал участковый! — У протопарторга вновь перемкнуло гортань. — Глеб, я уйду из политики!.. — надрывно поклялся он. — Уже ушёл… Давай забудем всё… Давай снова станем друзьями…