Илья Шумей - Падшие из ада

Уровень выглядел совершенно безлюдным, однако вскоре мы услышали голоса, доносившиеся из дальнего конца атриума. Я рефлекторно ускорил шаг, но Кира остановила меня, схватив за руку.

– Голоса… ты слышишь?

– Да, и что?

– Они какие-то… нездоровые, что ли.

Я прислушался повнимательней и был вынужден согласиться с супругой. В тех неразборчивых обрывках фраз, что до нас долетали, сквозил явный надрыв, граничащий с истерикой. Я помню, как в детстве у нас во дворе обитала одна юродивая старушенция, тетя Варя, которая регулярно выступала с обличительными речами, высунувшись в окно и обвиняя родню и соседей во всех мыслимых грехах и преступлениях и грозя им страшными карами. В действительности она бы и мухи не обидела, а потому на нее просто никто не обращал внимания, хотя шуму она создавала немало и производила неизгладимое впечатление на забредших в наше захолустье чужаков. И этот голос, возбужденный и срывающийся на крик, который доносился до нас сейчас, неожиданно напомнил мне о тех временах.

Вот только мне совсем не хотелось знакомиться с его обладателем и выяснять, насколько он безобиден.

– Да уж, прямо мурашки по коже, – я поежился, и не только от холода.

– Что будем делать?

– Я бы предпочел без особой надобности тут ни с кем не пересекаться. Кто знает, может нас не просто так предупредили. Давай лучше поскорей найдем ближайшую лестницу и двинем дальше.

– Давай.

Мы развернулись и немедленно нос к носу столкнулись с группой подозрительного вида личностей, незаметно подкравшихся к нам со спины. Все-таки мягкие ковровые покрытия обладают определенными побочными эффектами.

– Кто такие!? Почему не на службе!? – рявкнула на нас стоявшая впереди женщина, чье худое лицо было настолько бледным, что казалось, будто оно подсвечивается изнутри зеленоватым светом. Седые волосы она собрала на затылке в столь тугой пучок, что кожа на ее скулах натянулась почти до звона. Она мне чем-то неуловимо напомнила нашу школьную учительницу математики, которую мы все называли не иначе, как «Мисс Рентген», поскольку она обладала уникальным талантом оказываться в курсе всех наших мальчишеских проказ, о коих незамедлительно докладывала родителям.

Я невольно вздрогнул, поскольку в интонациях бледнолицей женщины сквозило все то же вибрирующее напряжение, от которого ее буквально распирало. Одно неосторожное движение, одна необдуманная фраза – и лопнет как проколотый воздушный шарик!

– Э-э-э… на какой еще службе?

Судя по тому, как нервно дернулась бледно-зеленая щека, вопрос Киры явно попадал под определение «неправильного».

– На вечернем молебне, разумеется! – у меня сложилось такое впечатление, словно она выпорола нас словами, точно розгами, выстреливая их по одному сквозь плотно сжатые губы, – или вы забыли, что присутствие на службе обязательно для всех?

И только тут я запоздало сообразил, что именно ускользнуло от меня, когда я пытался понять, откуда может исходить опасность на этом этаже. Помимо концертных площадок и кинозалов, здесь располагались несколько домовых храмов разных конфессий. И если пятьюдесятью этажами выше развернулась битва за хлеб насущный, то тут правили бал блюстители пищи духовной. А любой перекос в этой области чреват самыми неожиданными и печальными последствиями, вплоть до религиозных войн.

Теперь мне стали понятны истерические нотки, сквозящие в голосах, что мы слышали. Религиозный экстаз – штука заразная и самоподдерживающаяся, вспыхивает мгновенно, и погасить его потом почти невозможно. А тут веселье, судя по всему, было уже в самом разгаре. И мы с Кирой с разбегу нырнули в его эпицентр.

В такой ситуации самым разумным представлялось немедленно покаяться в своих прегрешениях и вприпрыжку послушно побежать на проповедь, дабы не провоцировать ненужное обострение, но увы, язык у Киры работал быстрее, чем ее голова.

– С каких это пор служба стала обязательной? – возмутилась она, и я, мысленно чертыхнувшись, приготовился встречать неприятности.

И они не замедлили последовать.

– Неблагодарные твари! – бледнолицая женщина аж задохнулась от гнева, – Мать Елена не щадя сил возносит свои молитвы за спасение ваших заблудших душ и смиренно просит помочь ей в молитвенном бдении, а вы, бесстыжие наглецы, смеете насмехаться над Ней и Ее жертвой!?

– Эй, – подал голос один из ее спутников, – да они же пришлые!

– Чужаки!? – женщина прищурилась и почти уткнулась в нас своим острым носом, – то-то я смотрю… Вы с какого этажа!?

– Какое это имеет значение…

– Отвечай!!! – от ее пронзительного крика у меня даже уши заложило.

Тем временем сопровождавшие нервную дамочку крепкие молодые люди обступили нас со всех сторон и, как мне показалось, отнюдь не ради того, чтобы ободряюще похлопать по спине, выслушав наш рассказ о тяготах путешествия с самого верха. Происходящее нравилось мне все меньше, но путей для отступления уже не осталось. Вряд ли можно ждать чего-то хорошего от ситуации, когда людей оценивают по номеру этажа, где они живут. И ты даже не знаешь, выше – значит лучше или наоборот?

– С 288-го.

– Ага! – тетка радостно подпрыгнула, – попались! Хватайте их!

В нас с Кирой немедленно вцепились несколько пар крепких рук, которые, не обращая внимания на протесты, поволокли нас к высоким распахнутым дверям молитвенного дома, откуда и доносились надрывные голоса.

Зрелище, представшее перед нашими глазами, заслуживало того, чтобы ненадолго задержаться и рассмотреть его во всех подробностях. Признаться, я не отличался особой религиозностью и никогда не заглядывал в этот угол «Айсберга», но я все же не сомневался, что раньше, в нормальных условиях, тут все выглядело существенно иначе.

Все помещение заливал густой желтый свет, источаемый сотнями свечей, заполонивших все горизонтальные поверхности. Они стояли на полу, на подоконниках, на спинках лавок, повсюду. В воздухе висела сизая дымка со сладковатым запахом горячего воска. Однако, несмотря на обилие теплых огоньков, в помещении царил промозглый холод, причиной чего выступала огромная дыра в центральном витраже, рассекавшая его сверху вниз почти от самого потолка и до пола. У меня внутри что-то екнуло, когда в конце прорехи я увидел застрявший кусок красного пластикового стабилизатора. Очевидно, этот уродливый шрам здесь оставил свалившийся с вертолетной площадки коптер Дмитрия Аркадьевича. Как бумеранг, описавший широкую дугу и решивший вновь ко мне вернуться.

Из-за разбитого окна в помещении гулял ощутимый сквозняк, колышущий тяжелые драпировки и заставлявший пламя свечей трепетать и метаться, украшая их нагромождениями хаотических восковых потеков. Поскольку свечи регулярно гасли, несколько человек непрерывно переходили между ними, зажигая их по новой.