Максим Юрченко - Отражение мертвой любви

— Продолжай, — в нетерпении сказала она.

— Врач диагностировал детскую шизофрению.

— Вот как. Это же очень редкое заболевание.

— Да. Ты права.

— Что было потом?

— Родители спрашивали, как такое возможно? Врач ответил, что, скорее всего, мне это передалось по наследству. Поскольку отец вырос в приемной семье, то знать наверняка никто не мог. Я до сих пор помню весь ужас, через который пришлось пройти моей семье. Я кричал по ночам. Мама вбегала в комнату и видела меня, стоящего на подоконнике, перед открытым окном. Я не могу вспомнить точно, что я видел и слышал, но я до сих пор помню, то чувство тревоги. Оно начиналось от макушки и постепенно, словно щупальцами, поглощало все тело и разум. Я плакал и кричал, не понимая, почему именно со мной происходят подобные вещи. Почему никто вокруг не видит того кошмара, что окружает нас изо дня в день. Наверное, в какой-то момент отец не выдержал. Я не могу его винить. Не факт, что и я продержался бы так долго.

— Бутылка? — спросила Ева.

Я утвердительно покачал головой. Желудок просил пищи, но кусок не лез в глотку. Я выпил еще и почувствовал тепло.

— У него начались проблемы на работе. В семье стало меньше денег. В то время, как меня пичкали нейролептиками, ноотропами и госпитализировали, чтобы ремиссировать болезнь, отец все больше уходил в запой. Кто-то скажет, что он был еще так молод, а уже подружился с алкоголем, но я не виню его. Никто не знает, через что проходила наша семья. Он виноват…

Чувствуя, что глаза намокли, и я вот-вот поддамся эмоциям, я напрягся и попытался сосредоточиться на чем-то другом. Ева была обворожительна. Без маски злого демона, она выглядела бесподобно. Возможно, вино стало тому причиной, но все же я никак не мог оторвать от нее глаз.

Изящная. Тонкая. Грациозная. Серое платье, скрывающее кожу, сплошь покрытую татуировками, придавало загадочности образу. Смотря на ее полные губы, я вспоминал, как наслаждался ими во сне. Видимо та медсестра все же была сновидением.

— Знаешь, — я невольно посмотрел на выпирающую грудь Евы. — А почему ты все время скрываешь свои тату?

— Потому что и они в свою очередь скрывают кое что.

— Интересно…

Я чувствовал, что уже пьян. Мандраж после погони в лесу отступил. В голове крутились слова Влада о том, что пора вернуть старую жизнь, но глядя на Еву, я понимал, что не смогу этого сделать. С первого ее слова, произнесенного на «Безумии», я стал пленником этой женщины с глазами демона.

— Что там? — спросил я, показывая на плечо. — Что скрывают тату?

Ева пододвинулась на стуле поближе. Хотя ее взгляд оставался кристально трезвым, по движениям было видно, что она пьяна. Пальцы коснулись моей руки, и положили ее на ворот платья. Она развернулась, убрала прядь каштановых волос, показав замочек. Я с глубоким дыханием наблюдал за тем, как она плавно двигается. Каждый жест, как в театре. Запах парфюма, проникающий глубоко внутрь. Я хотел впиться в нее и заставить кричать от наслаждения.

— Ну же, Кирилл, смелее.

Я взялся за замок и медленно потянул вниз, смакуя каждый миллиметр. Ее спина немного изогнулась, словно получая наслаждение от того, что освобождается от оков серой ткани. С каждым новым сантиметром мне открывалось изображение. Разные узоры переплетались между собой, сливаясь в нечто невообразимое. Черный, красный. Из этих цветов смерти складывалась картина, заставляющая погрузиться в транс. Линии казались настолько искусными и четкими, что я даже не смог бы вообразить, как можно было бы сделать еще лучше.

Идеально. Именно это слово пришло в голову.

Как художник, я смотрел на изображение издалека, пытаясь познать весь замысел творца. И могу сказать, что ему определенно удалось меня поразить.

— Нравится? — спросила Ева.

— Шутишь? Это же произведение искусства!

— Посмотри внимательнее.

В голосе Евы явно слышалась грусть. Я приблизился к изящной спине и тут до меня дошло. Этого просто не может быт! Как? Из-за чего?

— Теперь я не кажусь тебе произведением искусства?

Ева попыталась застегнуть замок платья, но я остановил ее, коснувшись руки.

— Не надо, — сказал я.

Приблизившись вплотную, так близко, что она могла чувствовать мое дыхание на спине, я разглядывал сотни шрамов, спрятанных под краской мастера. Их было настолько много, что я не мог поверить собственным глазам. Кто сделал с ней это? Что случилось? Маленькие бугорки заходили друг на друга, пересекаясь между собой и вновь растворяясь в следующих рубцах. Шрамы пленили не меньше самой татуировки. И если присмотреться, то они создавали собой композицию, пускай и настолько больную, что не каждый сможет выдержать.

Тело Евы дрогнуло. Думаю, она заплакала. Но когда ее черствые руки застегнули платье, и она повернулась ко мне лицом, то в ее глазах не было ничего, кроме льда.

— Еще увидимся.

Ева поднялась со стула и, пройдя мимо меня, не сказав больше ни слова, покинула квартиру, оставив еще больше вопросов. Кто эта женщина? Почему мне кажется, что я знаю ее?

Почему я не могу думать ни о чем другом…

— Товарищ, вы не перестаете удивлять!

Влад вытаращился на мое избитое лицо и не знал, смеяться ему или плакать. Чтобы мазь от ушибов лучше впитывалась в кожу, мне пришлось сбрить бороду. Я уже очень давно не видел свое родимое пятно, в виде дельфина, чуть выше линии подбородка. Сказать честно, то и растительность на лице я отрастил из-за этого маленького нюанса. А потом как-то привык. И сегодня с утра, когда отражение в зеркале выглядело иначе, чем предыдущие десять лет, мне стало немного не по себе.

— Да, я решил сменить образ — кинул я Владу, не отвлекаясь от работы над проектом.

— Уверен, когда Ирина Михайловна увидит твой новый образ, подкрашенный чьим-то кулаком, она потечет от восторга. Где тебя так угораздило?

Последовав словам Эспена Ларсена, я решил соврать. Не стоит ему знать о всех моих приключениях. Мне и самому очень хочется все это выкинуть из головы.

— Таксист оказался пьян.

— Хочешь сказать, что это банальное ДТП? — Влад явно не поверил ни единому слову.

— Именно. В этот раз все скучно и примитивно.

Влад оттянул ворот рубашки и подул на вспотевшее тело. На прощание, ударив меня рукой по плечу, как он любит делать, и поняв, что мне больно, коллега удалился. Я выпил кофе и попытался сосредоточиться на работе. Да, в моем случае можно было взять больничный, но я решил, что сидеть дома и изо дня в день пережевывать то, что случилось — это не мой вариант. Лучше здесь, в душном офисе, с костлявым товарищем, выдающим остроты, чем дома одному, с бутылкой под боком. На душе по-прежнему скреблись кошки. Каждый раз, когда я вспоминал Бьерна, по телу проносилась волна ужаса.