Лорен Оливер - Хана. Аннабель. Рэйвен. Алекс (сборник) [litres]

Секс. Слово, которое трудно произнести даже мысленно.

Меня бросает в жар. Я оборачиваюсь и обнаруживаю, что Анжелика исчезла. Музыка вколачивается в каждую клеточку моего тела, и я опасаюсь, как бы мне не рассыпаться на куски. Я двигаюсь обратно в центральное помещение, решив подняться наверх, но вижу в углу Стива. Глаза у него полуприкрыты, лицо залито красным светом лампочек, выложенных в круг на полу и соединенных в одну цепь, – возможно, ту же самую, которая ведет к электрогитарам.

Когда я направляюсь к Стиву, он замечает меня. Поначалу лицо его совершенно не меняется. Потом я вступаю в узкий тусклый луч, и Стив улыбается. Он что-то бормочет, но я ничего не могу расслышать: двое парней наяривают на своих инструментах.

Мы оба одновременно делаем шаг вперед, преодолевая последние несколько футов. Руки Стива смыкаются у меня на талии, а горячие пальцы, вызывающие трепет, скользят по открытому участку кожи между рубашкой и поясом шорт. Я кладу голову ему на грудь. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и в результате его губы касаются моего лба. Потом он предпринимает еще одну попытку, но я моментально врезаюсь ему в нос. Стив отшатывается.

– Ой, прости, пожалуйста!

Но мой голос тонет в общем шуме. Лицо у меня пылает. Стив весело улыбается. Затем он опять наклоняется – очень медленно, превращая свой жест в шутку. Он осторожно целует меня, его язык мягко проскальзывает между моими губами. Я чувствую, как музыка вибрирует повсюду, переполняя сердце неистовством. Я боюсь, что моя плоть расплавится – я растекусь, я рухну на Стива.

Его ладони гладят мою талию, и он притягивает меня к себе. Пряжка его ремня с силой впивается мне в живот в районе солнечного сплетения, и я резко втягиваю воздух. Стив слегка прикусывает мне губу – я не уверена, что случайно. Я не могу думать. Тут ужасно жарко. Мы слишком тесно прижаты друг к другу. Я пытаюсь отстраниться, но у меня ничего не получается. Он обвивает меня обеими руками и крепко прижимает к себе. Его пальцы снова скользят вниз по спине, поверх шорт, добираются до моих голых ног. Он обхватывает внутреннюю сторону моих бедер, и мне представляется комната, увешанная нижним бельем. Оно до сих пор вяло болтается в темноте, как сдувшиеся воздушные шарики – утренние останки после празднования дня рождения.

– Подожди, – произношу я и упираюсь ему в грудь.

Он раскраснелся и вспотел. Челка прилипла ко лбу.

– Подожди, – повторяю я. – Мне нужно поговорить с тобой.

Я не уверена, что он понял меня. Ритм музыки по-прежнему отдается у меня между ребер, и слова мои на ее фоне – просто-напросто слабая вибрация. Стив отвечает что-то неразборчивое, и мне приходится податься к нему, чтобы расслышать.

– Я хочу танцевать! – кричит Стив.

Его губы касаются моего уха, и я ощущаю легкое покусывание. Я вздрагиваю, но тут же чувствую себя виноватой. Я киваю, давая понять, что все в порядке и я согласна.

Что ни говори, а неисцеленным не разрешается танцевать вдвоем. Вообще-то мы с Линой иногда тренировались, подражая женатым парам, кружащимся на всяких официальных праздниках. Обычно мы дурачились, размеренно переступая под музыку, суровые и закостеневшие. «Раз-два-три, раз-два-три!» – вопит Лина. Я буквально задыхаюсь от смеха, а она подталкивает меня коленом, чтобы я не сбивалась с траектории, и голосом нашей директрисы Макинтош сообщает, что я – сущее безобразие.

Одобренные обществом танцы всецело подчинены правилам: здесь и схемы, и поддержки, и сложные маневры. Но когда Стив притаскивает меня поближе к музыкантам, я вижу лишь бурлящую людскую массу, напоминающую многоголового морского змея. Парни и девушки вертят задами, размахивают руками, топают ногами, подпрыгивают. Никаких запретов, чистая энергия – ее прямо хочется утилизировать. Готова поспорить, что ее хватило бы Портленду дней на десять. Тут не просто волна, а настоящий прилив океана тел.

Я позволяю себе влиться в него. Я забываю про Лину, Фреда Харгроува и объявления, которыми обклеен город. Мелодия вибрирует в моих зубах, стекает по моим волосам, колотится в глазных яблоках. У нее привкус песка и пота. Я ору, сама того не желая. Чьи-то руки (Стива?) на моем теле пульсируют в ритме моей кожи, путешествуют по самым потаенным местам, и каждое прикосновение подобно биению темноты. Рациональные мысли улетучиваются или превращаются в густой туман.

Это свобода? Счастье? Не знаю. Но все равно. Это иное. Я ощущаю себя живой.

Время делается прерывистым. Оно распадается на промежутки между ударами барабана, расщепляется на осколки – и становится бесконечно длинным, таким же, как стремительно взлетающие гитарные аккорды. Мне кажется, что воздух сделался жидким, и я распадаюсь в нем целиком. Я машу руками. Я втянулась. Я – энергия, и шум, и биение сердца – бум, бум, бум – эхом повторяющее ритм музыки. Стив рядом со мной, а потом – у меня за спиной. Он притягивает меня к себе, целует меня в шею и шарит у меня по животу, но я почти не чувствую его.

На долю секунды – все исчезает, и меня переполняет огромная радость. Я – никто и никому ничего не должна. Моя жизнь принадлежит только мне.

Но Стив утаскивает меня с танцпола и ведет в одну из комнатушек, отходящих от главного зала. Первая из них – с матрасами и диваном – забита битком. Я все еще не могу вернуться в реальность. Теперь я – марионетка, не привыкшая двигаться сама по себе. И я натыкаюсь на пару, обнимающуюся в темноте. Девушка оборачивается ко мне.

Анжелика. Я инстинктивно перевожу взгляд на того, с кем она целуется, и мир на время останавливается, а потом рывком бросается вперед. Меня мутит, мир переворачивается вверх тормашками.

Анжелика целуется с другой девушкой.

Анжелика – ненатуралка.

На лице Анжи появляется раздражение, которое сменяется страхом и яростью.

– Проваливай ко всем чертям! – рычит она.

И прежде чем я успеваю ответить, она толкает меня. Я врезаюсь в Стива. Он ловит меня, наклоняется и шепчет на ухо:

– Что случилось, принцесса? Слишком много выпивки?

Похоже, он ничего не заметил. А может, и нет, просто он не знает Анжелику и не придал стычке никакого значения. Впрочем, мне на это тоже глубоко наплевать.

Сбой биохимии мозга, неверно срабатывающие нейроны. Так нас учили. Проблемы исчезают с исцелением. Но здесь биохимия становится абсурдной и неуместной. Главное лишь то, чего ты хочешь и что происходит. Только крепкие объятия в темноте.

Я жалею о том, какой я, должно быть, предстала перед Анжеликой: потрясенной и наверняка с гримасой отвращения. Мне хочется вернуться и отыскать ее, но Стив тащит меня в следующую комнатку с грудой варварски сломанной мебели. Не успеваю я сказать хоть слово, как Стив прижимает меня к стене и принимается обнимать. Я чувствую пот на его груди, просочившийся сквозь футболку. Стив задирает мою рубашку.