Йен Макдональд - Волчья Луна [litres]

– Мне страшно, Элис.

– Мне тоже, корасан.

– Что же теперь случится? – спрашивает Луна.

– Я не знаю, корасан. Но ты будешь в безопасности в Меридиане.

– С тобой все будет в порядке?

– Нам пора, – говорит Лукасинью, и Элис готова за это целовать его вечно. Она целует его дважды. На любовь и на удачу.

– Ступайте. Лукасинью?

Он такой хрупкий. У этой границы заканчивается ее забота; по ту сторону – хладные края событий и сил, невосприимчивых к преданности или любви.

– Береги себя.

Когда она закрывает дверь берсариу, Тве опять содрогается. Электричество исчезает, потом появляется, но свет вполовину тусклее.

– Лукасинью, – говорит Луна. – Возьми меня за руку. Пожалуйста…

Свет выключается. Тве ревет. Сто двадцать пять тысяч голосов, запертых под землей, во тьме. Лукасинью хватает Луну и крепко прижимает к груди, пока мимо в узком туннеле пробираются в панике родители и дети, пытаясь разыскать станцию, поезд, спасительный поезд. Рев не прекращается. Большие и маленькие тела врезаются в него. Почему люди двигаются, когда разумно остановиться и подождать аварийного освещения? Аварийное освещение включится. Аварийное освещение может не включиться, только если резервное электропитание откажет. Он об этом узнал от мадриньи Флавии. А если резервное электропитание откажет? Он поворачивается лицом к стене, заслоняя Луну от толпы, которой овладел панический страх.

– Лукасинью, что происходит?

– Опять отключилось электричество, – говорит Лукасинью. Он прижимает Луну к себе, его толкают и бьют, он пытается не чувствовать тьму как нечто твердое и давящее. Если резервное электропитание отказало, что будет с подачей воздуха? В груди все сжимается, он борется с невольным приступом паники. И в удушливой тьме принимает решение.

– Идем… – Он хватает Луну за руку и ведет ее за собой, против потока людей, по туннелю, где темно хоть глаз выколи. Кто-то ищет пропавших детей, дети и родители зовут друг друга. Лукасинью пробивает себе дорогу сквозь давящие со всех сторон слепые, сбитые с толку тела.

– Куда мы? – спрашивает Луна. Ее рука в его руке такая маленькая и легкая. Она запросто может выскользнуть. Он сжимает хватку. Луна взвизгивает.

– Ты делаешь мне больно!

– Прости. Нам надо попасть в Жуан-ди-Деус.

– Но мадринья Элис сказала, что мы должны сесть на поезд и поехать к Лусике.

– Анжинью, никто не сядет на поезд. Никакой поезд никуда не поедет. Мы сядем в БАЛТРАН и отправимся в Жуан-ди-Деус. Сестры присмотрят за нами. Цзиньцзи, переключись на инфракрасный.

«Прости, Лукасинью, но сеть в настоящее время недоступна».

Тьма, в которую погрузился Тве, делается еще гуще. Он ослеп.

– Цзиньцзи, – шепчет Лукасинью. – Нам надо попасть на станцию БАЛТРАНа.

«Я могу руководствоваться твоим последним положением согласно моим внутренним картам и средней длине твоего шага, – отвечает фамильяр. – Будет допуск на ошибку».

– Помоги мне.

«Сто двенадцать шагов прямо. Потом остановись».

Лукасинью не успевает сделать и шага, как его дергают за руку и вынуждают остановиться.

– Я не могу найти Луну.

Во тьме, среди шума и паники, Лукасинью не понимает, что говорит этот юный голосок на шаг позади него. С чего вдруг Луна не может найти Луну? Потом Лукасинью вспоминает: Луной зовут фамильяра девочки. Бабушка Адриана всегда поджимала губы и цокала языком по поводу такого зазнайства, ведь ее внучка выбрала в качестве оболочки фамильяра животное – синего мотылька «сатурния луна».

– Сеть отключилась, анжинью. Держись рядом со мной. Не отпускай мою руку. Я поведу нас туда, где светло и безопасно.

Сто двенадцать шагов, потом остановиться. Лукасинью делает шаг во тьме. «И раз, и два, и три, и четыре». Туннель теперь кажется более пустым – меньше столкновений, голоса звучат подальше, – но каждый раз, когда Лукасинью сталкивается с кем-нибудь, он останавливается и молча повторяет последнюю цифру в подсчете шагов. Во время пятой остановки Луна его перебивает:

– Почему мы все время останавливаемся?

Цифры уносятся прочь, словно бабочки на карнавале. Лукасинью борется с желанием заорать на кузину от досады.

– Луна! Я считаю шаги, и очень важно, чтобы ты мне не мешала. – Но цифры исчезли. По коже Лукасинью бегают мурашки от страха. Они потеряны во тьме.

«Восемьдесят пять», – говорит Цзиньцзи.

– Луна, хочешь помочь? – спрашивает Лукасинью. Он чувствует, как девочка кивает, по мгновенным сокращениям мышц в ее руке. – Давай превратим это в игру. Считай со мной. Восемьдесят шесть, восемьдесят семь…

Лукасинью понимает по движению воздуха на лице, что достиг перекрестка. Звуки разносятся по новым тропам. Он чувствует запахи – плесень, вода, гнилая листва; пот Тве. Воздух из глубин города холодит кожу. Обогрев отключился. Лукасинью не хочет думать об этом слишком долго.

«Поверни направо, девяносто градусов», – инструктирует Цзиньцзи.

– Не отпускай меня, – говорит Лукасинью, и рука Луны сжимается, но тут их поджидает опасность. Цзиньцзи легко может считать шаги, но поворот – куда более тонкое действие. Если неправильно измерить угол, он потеряет просчитанную тропу. Лукасинью поворачивает правую ступню и прижимает пятку к подъему другой стопы. Похоже, его ступни расположены под правильным углом. Он поворачивает левую ступню параллельно правой. Тяжело вздыхает.

– Ладно, Цзиньцзи.

«Двести восемь шагов, второй коридор».

Два коридора.

– Мы сейчас подойдем к стене, – сообщает Лукасинью и идет боком, пока пальцы его протянутой в сторону руки не касаются гладкого синтера. – Ты это чувствуешь? Протяни свою ручку. Поняла?

Тишина, потом Луна говорит:

– Ой, я кивнула – ну да, да.

– Считай со мной. Один, два, три…

На ста пяти шагах Луна резко останавливается и кричит:

– Огоньки!

Пальцы Лукасинью как будто лишены кожи, и он с трудом выносит необходимость касаться ими полированной стены. Они чувствительны и напряжены, как соски. Он пялится в кромешную тьму.

– Что ты видишь, Луна?

– Не вижу, – говорит она. – Я чувствую запах огоньков.

Теперь Лукасинью и сам улавливает слабый запах биоламп, отдающий то ли травой, то ли плесенью, и понимает.

– Они мертвые, Луна.

– Наверное, им просто нужна вода.

Лукасинью чувствует, как рука Луны вырывается из его хватки. Он следует за нею в неподсчитанную тьму. «Сделай два шага влево и вернись на свой маршрут», – приказывает Цзиньцзи. Лукасинью слышит шелест ткани и чувствует, как его тянут вниз. Понимая, что Луна приседает на корточки, он опускается рядом. Ничего не видно. Ни единого фотона.

– Я могу сделать так, что они заработают, – объявляет Луна. – Не смотри.