Дмитрий Троцкий - Арк [litres]

– Не каркай, – сухо отрезал он, – давно уже решили – не начинать без…

– Товарищ генерал, – отвлек внимание второй радист, – они в пяти минутах, поступил приказ «Вьюга».

Мужчина удовлетворенно хлопнул ладонями себя по коленям.

– Ну вот и ладушки. Теперь давай отсчет.

Под сугробами в разных местах участка перед особняком гулко звучало:

– Пять. Четыре. Три. Два. Один. Пошли!

Окна по всему дому, будто по мановению дирижерской палочки, одновременно зазвенели разбитыми стеклами. Вместе с хлопьями снега внутрь посыпались здоровяки в белых маскхалатах, с автоматами в руках.

– Всем на пол!

– Лежать, я сказал!

– Мордой в пол! Мордой в пол!

Не прозвучало ни единого выстрела, бойцы группы «А» сработали, как всегда, профессионально. Меньше чем за минуту все было кончено.

Когда машина связистов подъехала к особняку, из будки охраны появился спецназовец. Он резво подбежал к водителю, держа наготове оружие.

– Ну? – требовательно поинтересовался.

– Баранки гну, – сердито ответил водитель, – шесть-четыре-три-семь. Иваныч, ты не параноик, случаем?

– В доме тертые опера сидели, а на такой мелочи и погорели. Лучше я параноиком буду, главное – живым параноиком.

Водитель засмеялся:

– Ладно, не грузи – грузило отвалится. Там кортеж едет, вы тачки со двора отогнали?

– Да. Проезжай.

Боец махнул рукой, и массивные железные ворота загудели моторами, освобождая дорогу. Белый фургон, хрустя по наледи колесами, въехал на территорию.

…Еще в семьдесят четвертом году Андропов создал антитеррористическую группу «А», которую сами бойцы называли «Андроповская», а в народе позже прозвали «Альфой».

Прикрываясь идеей противодействия террористам после трагедии на мюнхенской Олимпиаде, Юрий Владимирович заложил основу своего главного фактора противостояния Системе – силы, а позже приложил второй – ум в виде Ордена Черных Полковников.

В семьдесят седьмом «Альфу» возглавил Геннадий Николаевич Зайцев, который сейчас, плотно сжав тонкие губы, напряженно ждал развязки, пожалуй, одной из наиболее сложных операций, затеянной еще при жизни Андропова.

– Генерал, в эфире странное сообщение, прокрутить запись? – спросил связник.

Зайцев кивнул.

– Ты думаешь, что победил, – раздался из динамика голос с сильным кавказским акцентом, – но это – пиррова победа. Будет сегодня на ужин у глав директорское жаркое из зайчатины.

– Где заложник? – заорал генерал. – Свяжитесь с группой в доме, скажите, чтобы…

И тут раздался взрыв.

Москва, 1953 год

Лаврентий Павлович сидел за столом и хмурил брови, разглядывая схему, которую только что накидал, выискивая все возможные изъяны своего плана, когда зазвонил аппарат внутренней связи.

– Фельдъегерская служба, товарищ Берия.

Тот недовольно вздохнул:

– Хорошо, пригласите.

Он аккуратно сложил в папку разбросанные по столу бумаги. В кабинет громко постучали, и начальник охраны, открыв дверь, впустил внутрь мужчину в генеральской форме.

Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР протирал неизменное пенсне тряпочкой.

– Давайте ваши документы, – не глядя на посетителя, протянул руку Берия.

– Там всего один листок, успеется, – ответил «генерал», – а пока побеседуем, кацо .

Удобно устроившись в кресле напротив стола, вальяжно закинув ногу на ногу, он с усмешкой посмотрел на изумленного хозяина кабинета.

– Узнаешь? – поинтересовался гость.

Берия все понял.

Он понял все.

Единственное, хотелось не сдохнуть на полу в луже собственной мочи, как Коба, а умереть стоя.

– Не имею чести.

– Еремеев.

– А, ты все-таки выжил. Я уж, грешным делом, надеялся, что сгинешь во время войны. Ну с чем пожаловал?

Тот хмыкнул:

– Хотел передать привет с того света от друга Коли.

– Так ведь мы, как я понимаю, и так скоро с ним свидимся, чего себя утруждать-то было?

Еремеев засмеялся:

– Не спеши, не спеши. Не скоро сказка сказывается, как говорят в народе. Тебе малява от кремлевской братвы. Прочтешь? – кивнул он на папку, которую положил рядом с собой на столе.

– Можешь на словах пересказать.

– Ну, собственно, ничего особо интересного, обычный понятийный канцелярский треп. Хотят они архив Ежова, который к тебе перешел от Системы, обратно получить – в обмен на тушку заместителя председателя. Самолетик уже зафрахтовали, сейчас сыну твоему, Серго, его товарищ звонит с предложением бежать из страны.

– Туфта это все, – зло ощерился Берия.

Еремеев кивнул.

– Конечно, туфта. Поэтому давай-ка лучше о деле. Знаешь, – задумчиво продолжил Еремеев, – после того как по твоему приказу хлопнули Колю, единственной целью в моей жизни было добраться до тебя и долго рвать зубами на мелкие кусочки. Неделями. Месяцами. Чтобы ты не переставая орал от боли и видел, как медленно тает искромсанное тело. Но потом понял: это контрпродуктивно. Пусть, думаю, взлетит орел на вершину, больнее падать будет. Заодно и урок новым игрокам Системы: всяк сверчок знай свой шесток. А то слишком много борзых вояк развелось в аппарате после войны.

– Неужели весь многолетний спектакль в новой шкуре был нужен ради твоего любовника Ежова?

Еремеев вскочил и, тыча пальцем в Лаврентия Павловича, буквально выплюнул каждое слово тому в лицо:

– Он был не просто моим любовником, он был учителем, я любил его больше жизни! Не тебе! Ублюдок! Судить! Что! Такое! Любовь!

Лаврентий Павлович смотрел на него с абсолютным спокойствием обреченного.

– Это ты жил как животное, вчера – одну пригрел, сегодня другую, – устало плюхнулся «генерал» обратно в кресло, чуть ослабляя на шее галстук, – впрочем, чего бисер перед свиньей метать… все равно не поймешь.

Берия поморщился:

– Слишком театрально. Как сказал бы товарищ Станиславский: «Не верю». Давай заканчивать.

– Погоди. Осталась самая малость. Официальная часть, так сказать. Просили передать слово в слово.

Закрыв глаза, глухо нараспев продекламировал:

– Ты давал клятву служить Системе и нарушил ее. Мы терпеливо ждали покаяния и исправления, но тщетно. По заслугам и честь. Ответственность за твою жизнь отныне мы с себя снимаем. Ты полностью предоставлен своей судьбе. Система.

В кабинете наступила тишина, лишь клацали стрелки настенных часов.

– Значит, главы подарили тогда тебе жизнь, чтобы иметь противовес мне? А теперь спустили поводок? – задумчиво спросил Берия.

Еремеев, бросив взгляд на циферблат, поднялся и кивнул Лаврентию Павловичу.

– Именно. А теперь пойдем. Познакомлю с «крестниками».

Они вышли из кабинета в спальню. Подойдя к двери, которая вела во внутренний двор особняка, Еремеев приоткрыл плотную штору и поглядел наружу.