Дмитрий Троцкий - Арк [litres]

Выйдя из своей комнаты с вещмешком за плечами, он так же медленно подошел к детям. Взял стоящий рядом рассохшийся фанерный стул и тяжело опустился на него. Долго сидел, глядя в пол. Затем вытер лицо рукой и поднял глаза на старшего сына.

Бобка почувствовал, как воздух буквально заискрился. Это была дуэль между двумя силами воли, битва отца и сына. Здесь не нужны были слова. Все решалось внутри. Он испуганно смотрел то на одного, то на другого. Отец резко встал, приказав:

– Одевайся.

Аркаша бросил быстрый взгляд на брата, но тот, чувствуя победу отца, лишь покачал головой. Грустно усмехнувшись, Бобка вернулся на диван и взял в руки книгу, старательно делая вид, что читает.

Неожиданно Аркаша плюхнулся рядом на диван.

– Нет, папа. Так получилось, вчера мы случайно подслушали ваш разговор. Извини, пожалуйста. Я никуда не поеду. А ты решай сам, ты взрослый человек. Если решил ехать – воля твоя. Можете поехать и с мамой. Пока ты был в ополчении, я вполне справлялся с ролью старшего в семье, работал, кормил всех. Справлюсь и дальше. Но мы с братом хотим, чтобы ты остался. И верим, что останешься. Потому что никогда еще не подводил и не предавал нас.

Из рук отца выпал вещмешок. Он подбежал к дивану и сгреб своими огромными сухими руками в охапку детей, прижал к себе. По щекам его бежали холодные слезы. А он все повторял и повторял:

– Простите… простите… простите.

Внезапно по ногам прошелся ледяной ветер. Бобка понял, что отец не закрыл дверь в квартиру, когда зашел. Сейчас все то малое тепло, которое давала их маленькая буржуйка, уйдет, и придется еще долго согревать квартиру заново. Он пролез под мокрой от слез и талого снега шинелью отца, чтобы запереть квартиру, и вырвался из объятий Аркадия.

Брат стоял рядом с ним в каком-то огромном подземном зале. Где-то тихо шумела вода, на стенах то тут, то там стояли многочисленные свечи. Посреди зала был огромный постамент, напоминавший могильную плиту. На нем, слегка ворошимый легким ветерком, покоился тонкий слой пепла и какие-то мелкие предметы среди него, со своего места Борис не видел – зрение ни к черту. Воздух был спертый, сухой, как в склепе. Пахло тленом.

– Прости, – повторил Аркадий, – что ничего не рассказывал тебе. И прости, что втянул во все это. Просто знай – я буду с тобой до самого конца.

– Где мы? – спросил Борис.

– Это древний храм стригерийцев – культа, который создал Абрасакс. Собирая здесь лучших людей эпохи, он выискивал подходящие кандидатуры, чтобы после того, как они формально должны были умереть с точки зрения истории, погрузить их в вечный сон в своем Хранилище до самого конца времен, а затем вернуть к жизни и возродить человечество. Наш отец уже здесь. И для тебя тоже дверь в вечность не закрыта.

«Дверь», – вспомнил Борис и бросился во тьму коридора, где виднелась полоска света.

– Нет! – протяжно закричал вслед Аркадий, но Борис Натанович уже подбежал к открытой двери.

За окном светило мягкое осеннее солнце. На кровати лежал постаревший Аркадий Натанович. Его сухое, восковое лицо с застывшим стеклянным взглядом было обращено на склонившегося к нему мужчину. Борис Натанович видел его впервые, но сразу узнал вытянутые скулы, маленькие темные глаза, глубоко посаженные под бровями, как только он обернулся к нему.

– Ты уверен, что хочешь закрыть эту дверь? – тихо спросил Абрасакс.

Борис Натанович покачал головой.

– Я всего лишь человек. Даже уже сделав что-то, буду продолжать сомневаться в правильности выбора. Но иногда приходится принимать ответственность.

Он взялся за ручку и потянул на себя дверь. Раздался тяжелый гул, и все вокруг погрузилось во мрак.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Батуми, 1925 год

Это проснулось где-то внутри. Сердце учащенно забилось. Натана не было дома, и потому немного испугалась. Что стряслось?

Поднявшись с постели, по привычке погладила живот. Маленький, как ты там? Спишь? Ребенок стукнул в материнскую руку ножкой. Улыбнулась – значит, все в порядке.

Кто-то звал во сне. Что-то говорил. Что? И кто? Осталось лишь смутное ощущение ласкового прикосновения.

Никто, кроме мужа, никогда не смел касаться тела. А тут будто внутрь проникло нечто . Но ощущения грязи не было. Почему? Одни сплошные вопросы.

Снова села на кровать. Как там писал Шекспир?

Странные мысли пришли о смерти вместе с полной уверенностью: еще долгие годы жизни впереди. Наверное, потому и подумалось. Смерть приходит, лишь когда не ждешь. Старая тварь любит обрадовать внезапно.

Прилегла, укрылась старым хлопковым одеялом. Закрыла глаза. Попыталась уснуть. Но сон не приходил.

Вновь поднявшись, накинула сверху верюгу. Села к окну. На душе было сладостно и тревожно. Малыш снова пнул ножкой в живот. Рассмеялась. Хулиган.

Что же за сон был? Какие-то странные дома. Огромные, словно горы. Странные люди, будто прозрачные. Но о чем шла речь? Не вспомнить. Там ведь красиво. Красивые дома, красивые люди. Чудныˆе штуки летают по небу. Похоже на волшебство. Сказка?

И этот маленький домик очень запомнился. Где-то вдали остались башни, мгновение – и нет их. Тихо, кузнечик только стрекочет. У порога лежит огромная собака. Язык высунут, дышит тяжело – жарко.

Отворяется дверь. Выходит человек. Восточного типа, лицо сухое, будто мертвое. Но больше всего пугают глаза. Бесцветные, как у слепого. На нем удивительный черный халат, словно не халат даже, а темная вода течет. Подходит к собаке. Спрашивает:

– Щекн, видишь ее?

Собака кивает. Мужчина кланяется:

– Добро пожаловать к нам. Иди в дом, надо поговорить.

Но вот что он сказал потом? Что? Не вспомнить. Остался лишь запах меда и каких-то странных цветов, которых никогда в жизни не встречала…

Будто очнулась ото сна. Пропали видения чудных замков. В окне старого дома сияли звезды. Одна внезапно вспыхнула и упала с небосвода. Загадала желание. Пусть будет сын. Назову его Аркашей. Красивое имя – Аркадий.

Сзади раздался гул. Обернувшись, обомлела. В воздухе горела маленькая звезда. Без сомнения – та самая, с неба.