Сергей Чекмаев - Социум (сборник) [Нужна правка!]

Да, до конца учебы на меня все еще косились с недоверием. Бывшая семейница, до сих пор общается с отцом… Есть, от чего нос воротить. Но все же не сравнить с началом первого курса.

А еще я надеялась, папа, однажды убедить тебя переехать ко мне. Да, придется перебраться в менее престижный район, ну и пусть – я уже говорила. К тому же я стала действительно хорошим «экспертом по рекламе». Если и снимут льготы, то не намного. Мы справимся. Я тебя обязательно уговорю! Нельзя же человеку до конца жизни гнуть спину на огороде…

Ты и не гнул. Умер год назад от очередного вируса, настигшего наш семейный квартал. А мне не позвонил вовремя. И я звонила редко…

Тогда у меня и появился кактус. И кот.

Я уже хотела вернуться к планшету, как вдруг – некий звук за окном. Тихий треск. И – огонь в окнах небоскреба напротив. В одном, втором, третьем… Чьи-то спальни превращались в горящие печи.

Треск совсем рядом. И линия огня разделила пополам мою комнату.

Я даже не успела толком испугаться. Секунды растянулись в часы. Я увидела, как отскочил с мявом Буря – к балкону. И оказался по ту сторону огня, уже пожиравшего умный стол с кофеваркой и – в первую очередь – сверхзаботливый диван-кресло. Я увидела, что огонь подбирается к кактусу. Я увидела, что в соседнем доме не осталось темных окон. Пришла пора нашего.

Я схватила горшок с отцом.

Я застыла на долгие миллисекунды.

Если брошусь за котом с кактусом – папа обгорит в огне.

Если оставлю кактус и брошусь за котом – папу может накрыть новая вспышка огня.

Если вынесу кактус – не успею вернуться за котом.

Если… Если… Если…

Если вдруг прилетит ангел, как в детстве… Не прошу выносить из огня – пусть подскажет, что сделать самой. Намекнет…

Буря негромко мяукнул – клянусь, сквозь нарастающий треск огня я расслышала его тихий мяв. Он посмотрел на меня круглыми янтарными глазами. И прыгнул с балкона.

Не думая больше ни о чем, я бросилась к двери – в коридор, вниз по лестнице. Горят, прежде всего, спальни-ячейки. Лестничные пролеты программа не трогает – так легче потом восстановить небоскреб. Я знаю. Я видела. В небоскребе, который я разбирала, обгорели в основном жилые отсеки. Я успею выбежать. Я живу всего на седьмом ярусе. Уже бегу по четвертому. И Буря выживет, для кота это вообще не высота.

Огонь настиг меня на втором ярусе. Перед ступеньками на первый вспыхнула огненная полоса. И в спину тоже пыхнуло жаром. Я бросилась в межъярусное окно, разбивая стекло, прижимая к себе кактус.

Больно ударилась плечом, покатилась по земле, чтобы потушить занявшуюся одежду. «Поджигатель» никогда не добивает людей за пределами горящих ячеек. Эдакая лотерея – сгорел в родных стенах, значит, не повезло. Кто успел выскочить – того не трогают. Кажется.

Глаза жгло от дыма. За спиной горел мой дом. Дико болела рука. И ребра. С огромным трудом я вздохнула. Папа. Где папа?

И к слову о «никогда»… Совсем некстати вспомнилось: в кварталах семейников никогда не случалось подобных пожаров. Обычных – да, сколько угодно. Но этих – нет. Даже в домах с примитивными умными программками. «Семейники настолько изгои, что к ним даже «поджигателей» не подсаживают», – как наяву я услышала голос отца. «Зато вирусов – сколько влезет, – пробурчала в ответ, продолжая озираться по сторонам. – Где же ты, папа?»

Я увидела кактус в двух метрах от места нашего падения. В целом, не пострадал. Пара «ушек» отвалилась от удара о землю, но мы же это переживем, верно, папа? И земля высыпалась из горшка наполовину. Это вообще легко поправимо. Сейчас под кустом нароем новой и поползем искать Бурю. Я сморщилась от боли в ребре, плече и еще бог весть где. И уже, и правда, собралась ползти вокруг дома, как вдруг вгляделась в отцовские корни. И поняла, что должна была сделать давным-давно…

Я был человеком. А она – ангелом.

Так уж получилось.

Я погиб в том пожаре. Седьмой ярус – для кота не высота, но я угодил прямиком в огненный выплеск с чьего-то балкона. Боли не было. Во всяком случае, я ее не помню. Я вообще смутно помню кошачью жизнь. Ничего не помню, если честно, но кое-что подсмотрел в архиве чипа. И пережил заново. Знаю, этого не рекомендуют делать без самой крайней необходимости – опасно для психики и тому подобное, но я рискнул. Я должен был.

Людьми не рождаются два раза подряд, обычно – раза через три-четыре. Вроде бы для того, чтобы дочки-матери не менялись местами. Хотя, говорят, раньше, когда семейников было больше, и людьми рождались чаще. Не знаю, правда или нет… Но мне повезло. Я вернулся хоть и через три года, но вполне двуногим.

Амелия все это время упорно искала своего кота. А найдя, сделала все, чтобы я вырос настоящим человеком.

Едва получив разрешение забрать меня из колыбели, она переехала из ячейки в старый отцовский дом. К слову об отце… Кактус до сих пор растет на подоконнике, и, думаю, здесь ему гораздо уютнее, чем в «комфортных ячейках». И все также в корнях его пульсирует чип-души. Тот самый, на который и пришло сообщение: черный кот, подобранный Амелией, – его вернувшийся сын. И ее сводный брат. Проживший всего сутки от роду. Амелия не знала, что тосковавший в одиночестве отец решил попробовать еще раз обзавестись семьей. Не знала, что моя мать не пережила родов, а я – не надолго пережил ее. Не знала, что сгубил отца, по сути, не вирус – их он стойко переносил… Не знала, пока не проверила отцовский чип.

Впрочем, не окажись я ее братом, она бы все равно меня нашла. Так она всегда говорила. И я ей верил.

Свою жизнь Амелия превратила в борьбу с «поджигателем». С системой. Или с теми, кто за ней стоял. Днем она сочиняла рекламу для всякой ерунды, а ночами гуляла по темным улицам. Слушала шепот ангелов – так она говорила. Слушала или нет, но каким-то образом чуяла, где будет новый пожар, и выводила людей из ячеек. Мы вместе выводили. А пожары участились. Стали случаться каждый год, потом – каждый месяц. Выжившим погорельцам начали отказывать в льготных ячейках – мол, «преступно избежавших пожара» становилось слишком много. Впрочем, были и те, кто отказывался уходить из домов. Говорили: «Да пусть его, сгорю и отдохну какой-нибудь травой». Но все же большинство хотело жить – здесь и сейчас. Как ни странно, даже зная, что смерть – это давно уже не навсегда, люди цеплялись за жизнь. Сегодняшнюю. Сиюминутную. Несовершенную. Человеческую.

Вскоре пошли слухи, будто на смену огню придет что-то новое. И правда, несколько небоскребов просто сложилось пополам посреди ночи, погребая под собой спящих. И тогда все больше людей стало селиться в кварталах семейников.

Амелия погибла прошлым летом.

Как раз в очередном рухнувшем доме, куда пришла предупредить людей об опасности. Моя сестра, мой кошачий друг, моя приемная мать – она привыкла выходить живой из пожаров, но к такому, увы, оказалась не готова. Я всегда помогал ей, как мог, но в тот вечер – единственный раз – она велела мне остаться дома. Я все равно пошел следом, я вытащил ее из обломков еще живой, но больше ничем не помог.