Роберт Хайнлайн - Иов, или Комедия справедливости

Действительно, у причала береговой охраны стояли два aeroplanos . Один из них – та самая огромная гротескная стрекоза, которая спасла нам жизнь; новый же – совсем другой. Сначала мне показалось, что он тонет у причала: поплавки, на которых садилась на воду первая машина, у второй начисто отсутствовали.

Потом я понял, что новый аппарат – в полном смысле слова летающая лодка. Корпус aeroplano сам по себе был поплавком или лодкой водонепроницаемой конструкции. Моторы с пропеллерами крепились над крыльями.

Я с недоверием отнесся к столь радикальным изменениям. Скромная надежность аппарата, в котором мы уже летали, нравилась мне гораздо больше.

– Алек, давай навестим их в следующий вторник.

– Хорошо.

– Как ты думаешь, Анибал предложит нам полетать на новом aeroplano ?

– Только если об этом не будет знать команданте. – Я не стал говорить, что новый аппарат показался мне не слишком надежным; Маргрета отличалась редким бесстрашием. – Но мы зайдем к Анибалу, попросим показать нам новую машину. Лейтенанту это понравится. Роберто тоже. Ну, доставай еду.

– Ах ты, поросенок, – ответила она, разостлала serviletta [24] Салфетка (исп.) . и начала выгружать еду из корзинки.

Вторники давали Маргрете возможность разнообразить великолепную мексиканскую кухню Аманды своими датскими или другими заграничными блюдами. Сегодня она приготовила датские бутерброды, которые обожают и сами датчане, и все, кому выпало счастье отведать это угощение. Аманда разрешила Маргрете хозяйничать на кухне, а сеньора Валера не вмешивалась, да и вообще не заходила на кухню – судя по всему, они с поварихой заключили вооруженное перемирие задолго до того, как в ресторане появились мы. Аманда была женщиной с характером.

Сегодня бутерброды были с вкуснейшими креветками, которыми славится Масатлан, но креветки оказались лишь началом… Помнится, была еще ветчина, индейка, хрустящий бекон, майонез, три сорта сыра, несколько видов солений, крохотные перчики, какая-то неизвестная мне рыба, тончайшие ломтики говядины, свежие помидоры, томатная паста, три сорта зеленного салата и что-то наподобие баклажанов во фритюре. Уф! К счастью, для того, чтобы наслаждаться едой, вовсе незачем знать, как именно это приготовлено. Маргрета выкладывала передо мной бутерброды, а я с восторгом поглощал все подряд, независимо от того, знал я, что ем, или нет.

Часом позже у меня началась сытая отрыжка, которую я старательно пытался скрыть.

– Маргрета, я сегодня уже говорил, что люблю тебя?

– Говорил, но уже давно.

– Обожаю. Ты не только прекрасна, очаровательна и отличаешься весьма привлекательными пропорциями, ты еще и дивно готовишь.

– Благодарю вас, сэр.

– Не угодно ли вам, чтобы я восхитился еще и вашим интеллектуальным совершенством?

– Пожалуй, нет. Это необязательно.

– Как вам будет угодно. Если передумаешь, скажи. Перестань возиться с остатками – я все потом уберу. Лучше ложись рядышком и объясни, почему ты продолжаешь жить со мной? Уж точно не из-за моих кулинарных способностей. Неужели все-таки потому, что я лучший судомой на всем западном побережье Мексики?

– Именно поэтому.

Она привела место нашего пикника в первозданное состояние, a все остатки еды сложила в корзинку, чтобы потом отдать Аманде.

После этого Маргрета легла рядом со мной, положила мне под шею руку и вдруг с тревогой подняла голову:

– Что это?

– Что…

Я прислушался. Отдаленный гул нарастал, будто откуда-то из-за поворота на полном ходу приближался тяжелый грузовой состав. Однако же ближайшая ветка железной дороги проходила с севера на юг, от Чиуауа к Гвадалахаре, то есть очень-очень далеко от полуострова Масатлан.

Гул нарастал. Вздрогнула земля. Маргрета села.

– Алек, мне страшно.

– Не бойся, родная. Я с тобой.

Я притянул ее к себе и прижал крепко-крепко. Земля ходила под нами ходуном, а глухой гул превратился в невообразимый рев.

Тот, кто хоть однажды испытал землетрясение, пусть даже слабенькое, поймет наши чувства лучше всяких описаний. А тот, кто землетрясения не испытывал, не поверит никаким словам, и чем точнее я попытаюсь описать случившееся, тем больше вероятности, что все это примут за выдумку.

Самое худшее в землетрясении то, что ухватиться совершенно не за что… а самое пугающее – шум, адская какофония чудовищных звуков: треск разламывающихся камней, какой-то хруст и скрежет, грохот обвалов, испуганные крики, вопли, плач, стоны раненых и жуткие завывания животных, обезумевших в буйстве стихии.

И все это безостановочно.

Это длилось целую вечность. А потом нас тряхнул главный толчок, и город рухнул.

Я все это слышал. Оглушительный шум многократно усилился. Я с трудом приподнялся на локте и взглянул на город. Купол собора лопнул как мыльный пузырь.

– Ох, Марга! Ты только глянь! Нет, не смотри – это слишком страшно!

Она привстала, не проронив ни слова; ее лицо было лишено всякого выражения. Я покрепче обнял ее и бросил взгляд на полуостров – туда, за Cerro Vigia – на маяк.

Маяк лениво кренился.

Потом он надломился, почти посредине, и медленно, с каким-то странным достоинством, обрушился на землю.

Стоящие на якорях aeroplanos береговой охраны отплясывали неистовый танец на волнах. Новый черпнул воду крылом, его захлестнуло… и тут я потерял его из виду. Над городом повисло густое пылевое облако – тысячи тонн обломков кирпичей и бетона смололо в порошок.

Я отыскал взглядом наш ресторан: «Еl Restaurante Pancho Villa». Стена, на которой красовалась вывеска, растрескалась и обвалилась, засыпав обломками улицу. Облако пыли застлало все вокруг.

– Маргрета! Ресторан! «Панчо Вилья»! Его больше нет.

– Ничего не вижу.

– Его больше не существует, говорю тебе! Разрушен! Ох, слава богу, ни Аманды, ни девочек там сегодня не было.

– Да, Алек, это когда-нибудь прекратится?

Внезапно все прекратилось – внезапнее, чем началось. Пыль чудом исчезла; не было ни шума, ни криков раненых и умирающих, ни завываний животных.

Маяк стоял на месте. Я взглянул влево от него, надеясь увидеть пришвартованные aeroplanos , – и ничего не увидел. Не было даже вбитых в дно свай, к которым они крепились. Я взглянул на город – все спокойно. Собор цел и по-прежнему прекрасен.

Я поискал глазами вывеску «Панчо Вилья».

Ее не было. Знакомое здание на углу выглядело чуть иначе: его форма изменилась, окна тоже были другими.

– Марга, где же ресторан?

– Не знаю. Алек, что происходит?

– Снова они, – с горечью сказал я. – Те, кто меняют миры. Землетрясение кончилось, но это не тот город, где мы жили. Он похож на него, но другой.

Я был прав лишь отчасти. Мы еще не решили, спуститься ли нам, как вдруг снова послышался гул. Все качнулось. Гул многократно возрос, земля задрожала – и этот город тоже рухнул. Снова надломился и упал высокий маяк. Снова рассыпался, оседая, величественный собор. Снова взметнулись к небу клубы пыли, снова раздались крики и вой.