Роберт Хайнлайн - Иов, или Комедия справедливости

Клайд купил нам хот-доги и газировку, категорически отвергнув мое поползновение отдать ему деньги. Когда мы вернулись в машину, Клайд сел за руль и предложил Маргрете место рядом с собой. Я был недоволен, но виду не показал, а Бесси тут же заявила:

– Бедняга Алек! Придется тебе посидеть рядом со старой кошелкой. Не хмурься, милый, осталось всего двадцать три мили, потом будет поворот на Чемберс… ну, машину ведет Клайд, значит доедем за двадцати три минуты.

На сей раз Клайду потребовалось тридцать минут. Он высадил нас и подождал, пока мы ловили попутку до Галлапа, штат Нью-Мексико.

Мы достигли Галлапа к вечеру, задолго до темноты. Несмотря на восемь долларов и восемьдесят центов, звеневших в наших карманах, мы решили, что сейчас самое время подыскать местечко, где накопилось немало грязной посуды. В Галлапе мотелей и кемпингов не меньше, чем индейцев, и половина этих заведений имеет свои ресторанчики. Я побывал в чертовой дюжине, прежде чем нашел такой, где нужен был мойщик.

Спустя четырнадцать дней мы добрались до Оклахома-Сити. Если вы думаете, что мы затратили на этот отрезок пути слишком много времени, то вы правы: в среднем мы делали меньше пятидесяти миль в день. Однако за это время много чего произошло, и я чувствовал себя стопроцентным параноиком – миры сменяли друг друга почти непрерывно, и каждый новый, казалось, был создан специально для того, чтобы доставить мне побольше неприятностей.

Знаете, как кошка играет с мышью? У мышки нет никаких шансов на спасение. И если у нее есть хоть какой-нибудь умишко, дарованный Господом Богом, то она прекрасно это понимает. И тем не менее все время пытается вырваться… и всякий раз ее снова ловят.

Вот и я был такой мышкой.

Или, вернее, мышью были мы, так как Маргрета продолжала оставаться со мной… только это меня и поддерживало. Она не жаловалась, не сдавалась. Так что и я не имел права сдаваться.

Пример: я сообразил, что если бумажные деньги после каждого изменения мира оказываются негодными, то золотые и серебряные монеты в какой-то степени сохраняют ценность – если не как деньги, то как металл. Поэтому каждый раз, когда мне удавалось заполучить металлическую монету, я припрятывал ее и категорически отказывался брать бумажки как в качестве жалованья, так и в качестве сдачи при покупках.

Ловкач! Ну, Алек, у тебя ума палата!

На третий день нашего пребывания в Галлапе Марга и я уснули в комнате, нанятой на деньги, заработанные мытьем посуды (это я) и уборкой комнат (Маргрета). Спать мы не собирались, просто хотели отдохнуть немного перед ужином – день выдался долгий и трудный. Мы не раздеваясь легли на одеяло. Видно, я задремал. Разбудило меня ощущение, будто что-то твердое впивается в спину. Спросонок я все же сообразил, что припрятанные серебряные доллары выскользнули у меня из бокового кармана, когда я ворочался с боку на бок. Я вытащил руку из-под головы Маргреты, собрал монеты, сосчитал, добавил какую-то мелочь и положил все в прикроватную тумбочку в футе от постели. Потом снова принял горизонтальное положение, подложил руку под голову Марги и тут же крепко уснул.

Проснулся я в кромешной тьме.

Я пришел в себя. Маргрета тихонько посапывала на моей руке. Я растолкал ее:

– Любимая, проснись!

– М-р-р-р?

– Уже поздно. Мы наверняка проспали ужин.

Тут она, конечно, сразу проснулась.

– Зажги, пожалуйста, настольную лампу.

Я потянулся к тумбочке и чуть не упал с кровати.

– Не могу найти проклятую. Темно, как в угольной яме. Подожди секунду, я сейчас зажгу верхний свет.

Осторожно слез с постели, пошел к двери, наскочил на стул, не смог найти дверь, пошарил по стене, опять ничего не нашел, пошарил еще и наконец наткнулся на выключатель. Зажглась лампочка на потолке.

В течение долгой и жуткой минуты никто из нас не мог вымолвить ни слова. Потом я тупо и безучастно проронил:

– Они опять за свое.

Комната обладала тем отсутствием индивидуальности, которое свойственно всем комнатам дешевых мотелей. И тем не менее в каких-то мелких деталях она не была похожа на ту комнату, в которой мы заснули.

И накопленные с таким трудом серебряные доллары исчезли…

Исчезло все, кроме того, что было на нас надето: рюкзак, чистые носки, запасное нижнее белье, гребенка, безопасная бритва, все… Я проверил и убедился в этом.

– Марга, что же дальше?

– Что прикажете, сэр?

– Мм… на кухне меня не узнают. Но может быть, все же позволят помыть у них посуду?

– А может, им и официантка нужна?

Дверь закрывалась на замок с защелкой, ключа у меня не было, так что пришлось оставить ее приоткрытой. Дверь выходила прямо на улицу. За стоянкой автомобилей въелся домик со светящейся вывеской «Администратор». Все выглядело обычно, кроме одного: все было ничуть не похоже на тот мотель, в котором мы работали. В том мотеле администрация находилась в центре главного корпуса, а остальную часть здания занимало кафе.

Да, ужин мы пропустили.

И завтрак тоже. В этом мотеле кафе не было вообще.

– Ну, Марга?

Она вздохнула:

– А в какой стороне Канзас?

– Вон там… кажется. Но у нас есть из чего выбирать. Можно вернуться в комнату, раздеться и поспать до рассвета. А можно прямо сейчас выйти на шоссе и поймать попутку. В темноте.

– Алек, я вижу лишь одну возможность. Если мы ляжем спать, то к утру проголодаемся еще больше, а богатства не прибавится. А может, и убавится, если нас застанут в неоплаченной комнате.

– Но я же намыл им столько посуды!

– Нет. Здесь ты ничего не мыл. Здесь вызовут полицию.

И мы пошли.

Таков типичный пример гонений, которым мы подвергались по дороге в Канзас. Да, я сказал «гонений». Если паранойя заключается в том, что ты веришь, будто весь мир находится в заговоре против тебя, то, значит, я стал полным параноиком. Но это либо была «вменяемая» паранойя (если вы позволите мне воспользоваться подобным ирландизмом), либо я страдал от галлюцинаций в такой степени, что меня следовало засадить в дурдом. И лечить.

Но если так, то Маргрета была частью моих галлюцинаций – предположение, которое я категорически отвергал. Это не могло быть и folie a deux [29] Безумие двоих (фр.) . : Маргрета не теряла рассудка ни в одной из вселенных.

К полудню нам наконец удалось разжиться едой, но к этому времени мне уже мерещились призраки там, где нормальный человек увидел бы только пыльные вихри. Мою шляпу унесло в те края, где вьется жимолость, и теперь лучи жаркого нью-мексиканского солнца жгли мне голову, что ничуть не содействовало улучшению настроения вашего покорного слуги.

Нас подобрал грузовик, ехавший с какой-то стройки, и довез до Грантса. Строители угостили нас обедом и отбыли восвояси, оставив нас на обочине. Возможно, я и заслуживаю, чтобы меня считали сумасшедшим, но я не абсолютный идиот. И тем, что нас взяли в машину, и тем, что нас накормили, мы были обязаны Маргрете и ее неприлично обтягивающим шортам – зрелищу, неотразимо привлекательному для всех мужиков. Так что мне было о чем подумать, пока я наслаждался (да-да, наслаждался!) дареным обедом. Но мысли свои я пережевывал, ни с кем не делясь.