Павел Парфин - Юродивый Эрос [СИ]

— Перестань, Кондрат, противно слушать! — не выдержала Ален. Губы ее нервно дрожали. Я отвернулся. Вдруг почувствовал, как мурашками покрываются руки и кожа на спине. Бр-р!

— Эрос, а ты чего молчишь? — Кондрат не иначе как решил взять меня в союзники. Как же, губу раскатал! — Блин, он уже кому-то глазки строит! Во народ! Ладно, сворачиваем… Постой, сначала прочтем, чья эта фишка. Та-ак…

„Новая икона, — я медленно разбирал мелкий шрифт. — Школа современного искусства Авдея Тер-Оганяна“. Еще и армянское имя. Нет, мне оно ни о чем не говорило, никого не напоминало. Зато икона и вправду била не в бровь, а в пах.

Обескураженный, я задумался, оступившись в колдобину, вымытую беспокойными моими мыслями… К действительности, душной и злой, меня вернул голос Кондрата. Распаляясь все сильней, буквально смакуя каждое слово, он читал, точно проповедовал:

–. Хочешь вернуть бога в свою душу? Признай его равным. Будь храбрым! Не бойся сделать ему больно. Сократи дистанцию. Представь его без святых атрибутов. Надели его земным и грешным. Не бойся осмеять его. Земное делает его смешным. Бог, над которым ты способен смеяться, — твой бог. Аминь!»

Кондрат затих на минуту-другую, словно сам переваривал сказанное. Или, может, ждал и боялся божьей кары… Но нет — страха ни в одном глазу! Вскинул на нас черные очи, по очереди осмолил горящим взором.

— Ну, кто готов сейчас же стать членом Церкви смешного Христа?

— Сразу скажу, Кондрат, мне это не близко, — как мне ни было трудно, я не отвел взгляда от его дьявольских глазенок. А он убрал, не выдержал. Зато попался Палермо.

— Я вообще атеист, — ни с того ни с сего брякнул он. — Кондрат, нам что, больше заняться нечем? Надоела бредятина эта! Выходи отсюда, ты прямо смакуешь ее… эту…

— Заткнись! Достали твои слюни! И твои тоже… Эрос. Среди вас лишь один нормальный пацан… Ален. Что, Ален, рискнем?

— Что, Кондрат? — она как будто не поняла, к чему он ее подталкивает. Чувствуя, как холодный озноб охватывает мое тело, я машинально потянулся к пачке сигарет, спрятанной в кармане джинсов. Но Кондрат расценил мой жест, как попытку поддержать Ален, — не глядя, он ловко перехватил мою руку. Я так и застыл, словно пойманный на горячем.

— Хочешь, членом… стать? — не отпуская моей руки, Кондрат вновь начал подкрадываться к Ален, как хищник, во что бы то ни стало решивший свалить свою жертву. — Вернем бога в наши души?

— Ну, — она опустила глаза. Казалось, они намертво прилипли к компьютерному столу.

— Так что, Ален?

— Давай!

Она вскинула свою чудесную головку… Я во все глаза уставился на нее. Боже, я совсем не знаю ее. Ален — смеялась! Беззвучно, зато попадая точно в цель. Ален — мое роковое проклятье!

Палермо предпринял отчаянную попытку спасти ситуацию. И спастись самому. Как в эту минуту он был смешон.

— Да вы что?! Перестаньте, ребята! Давайте-ка на посошок бахнемся в «контра страйк»?

— Слушай, Палермо, вали отсюда! — Кондрат в ярости отбросил прочь мою руку. — Никто тебя насильно не тащит. Атеист хренов.

— Ну и черт с тобой! — Палермо с облегчением вздохнул. Потом на меня посмотрел. С надеждой посмотрел и прямо с собачьей тоской. — Пошли, Эрос.

На секунду закрыв глаза, я отрицательно покрутил головой.

— А ну вас!

Палермо ушел. По-моему, даже хлюпнул носом.

— А ты чего остался? — криво усмехнувшись, Кондрат вдруг обнял Ален за плечи — та даже не шелохнулась.

— Я отвечаю за Ален.

— С чего это?

— Потому что… люблю ее.

— Спасибо, Эрос, — одним движением, не злясь и не кокетничая, Ален скинула руку Кондрата.

— Я обожаю тебя.

Глаза Кондрата на миг затуманились, складки губ стали жесткими, как у мертвого Ленина… Потом очи его вновь вспыхнули, загорелись знакомым волчьим огнем — меня он одновременно пугал и манил. Сколько же все-таки в Кондрате драйва! Мне, Эросу, так недостает его — природного, волчьего драйва.

— Ладно, начали, — сам себе скомандовал Кондрат и кликнул по ссылке «Новые прихожане». Ссылка имела вид небрежно свернутого свитка. Хм, будто контракт с дьяволом собираемся подписать, — тотчас родилось сравнение — я невольно поежился.

— «Распишитесь кровью или поставьте свастику на свободной иконе», — Кондрат прочел короткую инструкцию. С полминуты возил мышкой по Церкви смешного Христа. Нашел три чистых, не испачканных богохульниками иконы. Богохульники тут же нашлись — мы.

— Ну что, теперь мы одной ниточкой повязаны, — Кондрат потер руки, переживая прямо-таки черное удовольствие от сделки с неизвестным сатаной. На нас с Ален лучше было не смотреть — так мне казалось в ту минуту.

Кондрат не видел или не хотел видеть нашей иудовой слабости, яблоками позора проступившей на лицах. Нет, я ни в чем не раскаивался — поздно было. Зато Кондрат разошелся не на шутку. Таким его я давно не видел: глаза выпучил, изо рта жидкая ярость брызжет… Он заводил себя, подобно монаху, что хлещет себя кнутом по спине за свои же грехи.

— Мы сделали одолжение богу — признали его! Мы сократили дистанцию! Теперь он такой, как мы!..

— … А мы — такие, как Он, — неразборчиво выговаривая слова, добавила Ален. Взгляд ее, до этого момента потухший, вдруг засветился, как глаза у ожившего Терминатора.

— А как же! Круто! Поправка! — Кондрат хлопнул меня по плечу, заглянул в глаза — и презрительно сомкнул губы. — А ты чего скис, Эрос?

— Голова чего-то разболелась, — я внутренне усмехнулся собственной лжи — жалкой и глупой.

— Слабак ты, Эрос, — Кондрат снова улыбался — безжалостно, как мог улыбаться, наверное, он один. — И за что только любит тебя Ален?

…Интернет — сосуд, в котором сообщаются наши желания… Без оглядки, не раздумывая и ни о чем не жалея, я расставался со своими желаниями. Ясно ощущал, как убывают они, как беззаботно шумят, подобно вешним ручьям, наконец вырвавшимся из-под ледяного панциря. Разум никак не препятствовал бегу моих желаний: ведь я был железно уверен, что взамен получу нечто большее, необыкновенное, чего я никогда не желал. Возможно, потому что не подозревал о существовании этого нечто, недалекий, обходил его вниманием или просто-напросто не готов был его возжелать — не достоин желать. Но как бы там ни было, я был, повторяю, железно уверен, что новые желания, как новые надежды, неузнаваемо преобразят меня, круто изменят мою дальнейшую жизнь, уведут с дороги, уже успевшей стать похожей на заезженную колею, — уведут в другие миры. Я добровольно расставался с желаниями, как нежилец отпускает кровь из вскрытой вены, надеясь избавиться от вечного стыда и тревоги… Интернет — сосуд, где сообщаются наши желания. Однако время шло, а я так и не получил ничего взамен. Напрасно истекая желаниями, порядком обессиленный, едва-едва справляющийся с приступами тошноты, я схватился за виски. Их нестерпимо ломило, ломало, в них беспрерывно тикало и звенело, словно там шел отсчет последних моих желаний, словно там, угрожая и кляня, надрывался телефон…