Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

— Думаю, вопрос закрыт, — подытожил Иоанн. — Девушка меня убедила.

Директор молчал. Потом включил коммуникатор. Руководитель проекта кивнул. Остальные присоединились. Директор отдал приказ. Иоанн взял Элизабет за локоть и вывел из комнаты. Они вернулись в зал, где до сих пор не отошедшая от шока публика переметнулась к обзорным окнам и смотрела, как убирают подпорки, отходят на позиции роботы-рабочие, сверхмощные двигатели ракеты начинают разогрев. Стекло затемнили, чтобы вспышка не ослепила наблюдателей, а музыка умолкла, давая возможность в полной мере насладиться рёвом турбин, нараставшим, как вой дикого зверя, сорвавшегося с цепи и теперь приближающегося, всё ближе и ближе…

— Хей, ребята, — раздался голос в рубке космического корабля «Зевс-Четыре», где пятнадцать космонавтов уже зафиксировали себя в креслах и смотрели сквозь опущенные забрала шлемов прямо в голубое небо, — немного музыки перед стартом не желаете?

— С удовольствием, — хором откликнулись они.

— Специально по вашим заявкам, — смеялся диспетчер, — все системы в норме, и мы начинаем… Первая песня для нашего постоянного слушателя, господина… Нам Ена из Пекина! Хит две тысячи двадцатых годов… С платиновой пластинки старушки Адель… «Я припомню тебе всё, что ты мне обещал», господин Нам Ен, это слова вашей девушки, не так ли?

— Точно, — откликнулся тот, — лучше бы мне не возвращаться.

Суеверия? Какая глупость.

Запела Адель, её голос заполнил всё небольшое пространство кабины, и Нам Ен начал постукивать пальцами внутри рукавиц в такт мелодии.

— Я собираюсь припомнить тебе всё, что ты мне обещал, — печально-иронично сообщила она, — и я не отпущу тебя так просто, больше никогда не отпущу! Я припомню тебе всё, и не надейся, что тебе удастся скрыться. Даже если сейчас ты исчезнешь во тьме, однажды я встречу тебя у порога небес, где звёзды сияют, как чистые капли воды. И там-то, там-то я всё тебе припомню, дорогой, я всё тебе там припомню!

Турбины вспыхнули пламенем; взметнулась пыль, ударившись об обзорное окно, шум заглушил все звуки, даже биение сердца, и ракета, несущая на носу «Зевс-Четыре», взлетела ровной линией, сияющей точкой, искристой звездой, исчезая на небосклоне косой дугой, за далёкими облаками прорывая атмосферу, начиная свой долгий путь к Юпитеру.

Интерлюдия

В дверь позвонили в четыре часа утра. Бывший инспектор уголовной полиции Дели, а ныне ночной сторож на складе компании «Микромакс», шестидесятилетний Лакшай Шеной пошёл открывать. Он всё равно не спал: его мучили головные боли, и график работы три дня через два не позволял привести биологические часы в порядок. В рабочие дни он спал днём, но в выходные предпочитал просыпаться с петухами и жить, как нормальный человек. Или хотя бы делать вид.

Работа была несложная, но изматывающая: склад у «Микромакс» был очень большой, а сигнализация стояла чересчур чувствительная. Лакшаю каждую ночь приходилось проводить на ногах, прибегая на каждый сигнал сенсоров и отключая сигнализацию. Зарплату платили ничтожную, начальник смены спускал с него пять шкур за ночь, посылая в самые дальние углы и общаясь с ним исключительно бранью, но жаловаться Лашкаю не приходилось — в его положении эта была лучшая работа, на которую он мог рассчитывать. Требовалось всего-то сносное знание техники, да и прошлое в полиции помогало — а самое главное, на этой работе ему не нужно было контактировать с людьми, и потому исправительное управление согласилось дать разрешение.

Исправительное управление… Как будто они собирались его исправлять. Как будто они не кинули его в тюрьму строгого режима на десять лет, где он и дня не прожил без оскорблений и унижений со стороны сокамерников, а надзиратели делали вид, что не замечают, как его избивают, но стоило ему поднять руку в ответ — как они были тут же, рядом, и его ждал карцер. Как будто его не подвергли химической кастрации и каждые три месяца не приходили к нему делать эти уколы. Как будто не вживили ему в руку этот чип и не заставили носить этот сиреневый браслет, запретив прятать его под рубашкой. Словно если вы так тупы, что не можете распознать сигнал от коммуникатора, то поймёте, бросив взгляд на браслет. И не подумаете, о нет, что это последний писк моды: до вас сразу дойдёт, что сиреневый браслет — метка педофила-рецидивиста, и вы должны хватать своих детей и уводить их за пять километров от него.

— Иду я! иду! — крикнул Лакшай Шеной, подходя к двери. Они звонили без остановки. На экране камеры он увидел, что это полицейские — трое, лица скрыты тенью. Опять пожаловали… Как будто и без того не знали, что он дома, как будто чип не сообщал им о каждом его передвижении. Как будто они не контролировали даже трафик его коммуникатора и не выносили по предупреждению за каждый килобайт скачанной порнографии… Пока он не погасил условную судимость, даже лишний раз зайти в Сеть боялся — вдруг случайно выползет реклама какого-нибудь препарата для улучшения потенции, и его друзья-приставы аннулируют на этом основании решение о досрочном освобождении и вернут его в тюрьму Тихар.

Чтобы не вернуться туда, он был готов на всё. Не пользоваться Сетью, сидеть круглыми днями дома и ходить на дерьмовую работу, ждать визита полиции двадцать четыре часа в сутки… всё, что он мог себе позволить, — украдкой наблюдать за тем, как соседские дети играют во дворе их многоквартирного дома. Ради этого он даже купил себе маленький бинокль, который прятал в ванной комнате — единственном месте в квартире, где они не установили камеры.

Ещё Лакшай вспоминал молодость. Те годы, пока он ещё не загремел в тюрьму, когда один из рассерженных клиентов предал его… Несколько лет он наслаждался жизнью. Годы, когда он был королём, а в подвале его большого дома в Калкаджи находилось его маленькое, но такое сладкое королевство. Он был их королём. Их пурпурным королём. Он вспоминал их, части их тел, свои поцелуи и оргии, которые устраивал; вспоминал, как ласкал и любил их, и как они любили его, и имена, которые он им давал. Пурпурный король… его пурпурная мантия, которую они так любили… Особенно одна девочка, одна маленькая девочка, она всегда отказывалась смотреть ему в глаза и потому была особенно любима.

Даже сейчас, несмотря на регулярно вводимые препараты, Лакшай почувствовал возбуждение и разочарование от того, что эрекция не продержится и секунды. Всё наслаждение осталось в прошлом — так хотелось вернуться туда! Он мог бы оставаться их королём до сих пор, не соверши он глупость. У него было всё. Он просто допустил ошибку.

— Проходите, — сказал он полицейским, открывая дверь в свою маленькую квартирку. Он привык к внезапным визитам и боялся одного — как бы не нашли бинокль. В принципе нет ничего страшного, даже если они его и найдут, но последуют вопросы, на которые он не хотел отвечать. А ещё они позвонят на работу… И начальник смены будет ещё хуже обращаться с ним, а он ведь и так в прошлый раз назвал его «сраным педофилом» и пообещал «выжить отсюда любой ценой».