Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

— Как тебя зовут? — спросил Нам Ен мальчика.

— Иоанн.

— Иоанн, — повторил Нам Ен. — Скажи, Иоанн, ты любишь свою маму?

— Да, — мальчик засмущался и попытался найти спасение в руке Элизабет.

— Нам с папой нужно поговорить, — сказала она. — Подожди здесь.

Нам Ен посмотрел на Элизабет, промолчал и вместе с ней отошёл от памятника. Маленький Иоанн стоял в нерешительности, придумывая, как бы забраться на пьедестал.

— Что ты с ним сделала? — спросил Нам Ен.

— Что я с ним сделала? — переспросила Элизабет. — Боже мой, Нам Ен, что они тебе обо мне наплели?

Нам Ен промолчал.

— Я ничего с ним не сделала. Стандартный полный курс, ничего больше. Я бы хотела, но не могу. Они установили тотальный контроль над НБп, а чёрный рынок просто зачистили. К тому же я под наблюдением. Иоанн — обычный мальчик.

— Обычный в «новом» понимании этого слова.

— Да, — согласилась Элизабет. — Как homo sapiens был «новым» для homo erectus.

— И кто же он, если не sapiens? Homo deus?

— Ты бы не выжил, если бы не НБп, — ответила она. — Да, мы стали как греческие боги.

— …Всё так же ссоримся, ругаемся, и из-за наших склок страдают смертные? — продолжил Нам Ен. — Но надо идти дальше? Стать евангельским богом?

— Избавь меня от библейских аналогий, — покачала головой Элизабет. — Мы гораздо совершеннее.

— Когда мы познакомились в Касабланке… Ты была другой. Символом надежды.

— Ты спросил, верю ли я, что Болезнь можно излечить.

— Видимо, это своё слово ты сдержала.

— А ты рассказал мне про Вселенную…

— …которая предназначена…

— Для человека, — закончила она, — но думаешь, ты знаешь, что такое человек?..

Он промолчал. Она вгляделась в его лицо. Эти резкие черты, худощавый подбородок и скулы, округлые, покрытые щетиной щеки и отцовские глаза. Что они видели там, в глубинах космоса, когда сломались двигатели, и отказала связь, и весь мир похоронил их? Через какое отчаяние он прошёл, столько лет поддерживая свет во тьме, проклиная сияющий в иллюминаторе Юпитер, пытаясь починить корабль? Сколько раз он терпел неудачу и начинал всё сначала? Это НБп помог ему выстоять? Или что-то другое?

— Я удивился, — сказал Нам Ен, — когда узнал, что ты нарушила наш договор.

— Нет, — ответила Элизабет. — Ты разрешил мне.

— Я помню, — кивнул Нам Ен.

— Я удивилась, — повторила Элизабет его интонацию, — когда узнала, что ты всё же оставил образец своей ДНК в ИМБ и предоставил мне доступ. Я была уверена, что ты мёртв.

— В тебе совсем не осталось места для сомнений? — грустно улыбнулся он. — А ведь столько лет считали, что совершенное сознание не видит больше ответов, но задаёт больше вопросов.

— Бессмысленное сочетание слов, — пожала плечами Элизабет.

— Он родился, когда ты ещё была в тюрьме?

— Нет, — ответила она. — Но я не присутствовала при родах.

— Боялась? Воспоминания терзали?

— Я давно выбрала забыть и про Пурпурного Человека, и про аборт. Видишь, как просто я называю его? Прошлое мертво для меня. Я выбросила таблетки.

— Может, в этом всё дело? — спросил Нам Ен. — Ты любишь своего сына?

— Нашего сына. Да, люблю.

— Те, чьи дети учились в школе номер четыре, тоже любили своих детей.

— У большинства не было родителей. Они были сироты, как я.

— Когда мы добрались до Марса, — вдруг сказал Нам Ен, — а оттуда смогли послать сигнал на Землю, и за нами прилетел корабль, знаешь, какая мысль первой пришла мне в голову?

— Какая же?

— Я подумал, когда я полечу обратно, — он снова улыбнулся. — Мы нашли жизнь на Европе.

— Я знаю.

— Первичная макромолекула. Рибонуклеиновая кислота, мир РНК. Они появились там, когда человечество уже обрело разум и придумало религии, начало мечтать о звёздах…

— Совсем недавно.

— Если даже в Солнечной системе есть как минимум два места, где зародилась и развивается жизнь, то сколько таких мест в остальной Галактике? — Нам Ен посмотрел в небо, но увидел там лишь серые тучи. — Ради этого стоит жить.

— Пока нам никто не ответил, — сказала Элизабет. — Шансы, что РНК разовьются до полноценных живых организмов, ничтожны. Наша судьба только в наших руках.

— Просто никто не хочет выходить на связь с теми, кто принимает приказ расстреливать детей за проявление высшего разума.

— Нам Ен, — оборвала она его, — хочешь поговорить об этом? Хочешь меня обвинить, как и все они?

Нам Ен молчал.

— «Гаммы» не были детьми, как ты это себе представляешь. Существа без возможности сделать выбор, способные только подчиняться. Человечество убивает миллиарды таких созданий ради пропитания, но мало кто называет это геноцидом, ведь речь идет о животных. — Он молчал. — Люди — это просто высокосоциальные животные.

— Мне жаль, что ты так и не познакомилась с моим отцом. Если бы его не убили накануне вашей встречи, вы бы смогли поговорить. Может, ты бы поняла. Мир, задуманный тобой — это не мир людей. Твоё холодное, безнадёжное будущее…

— Безнадёжное будущее? — переспросила она. — А может, безнадёжное настоящее? Я, в отличие от тебя, жила в этом «мире людей». Вот он по-настоящему холоден. Эволюцию человечества нельзя остановить, и эволюцию человеческой морали — тоже. «Акт Касидроу» — неизбежная бессмысленная реакция, она замедлит прогресс, но не остановит его.

— Ты даже не можешь признать, что совершила ошибку?

— Ошибку? — Элизабет покачала головой. — Иоанн Касидроу совершил ошибку, когда уничтожил экономику Пакистана — и выбросил на улицы, погубил миллионы? Твой отец совершил ошибку, когда из-за разоблачения Кимов тысячи покончили с собой?

Нам Ен не отвечал.

— Наш эксперимент — жестокий, антигуманный, но успешный. Как эксперименты Павлова, как эксперименты первых вивисекторов. Я вылечила Болезнь. Я создала богов. Я расширила границы нашего понимания мира. Сеть поглощает нас. НБп совершенствует нас. Ты думаешь, эти моралисты из ООН уничтожили протоколы «Счастья»? Нет. Даже они понимают их значение, они сохранили их для себя и своих детей. Мои «альфы» меняют мир, и скоро всю власть добровольно отдадут в их руки. Наше время ещё придёт — и даже Иоанн Касидроу, который считает себя нашим врагом, в конечном итоге окажется на нашей стороне. Время настоящих испытаний, время настоящего изменения человечества только начинается. — Она улыбнулась. — Ты вернулся в интересное время.

— Мне трудно это понять, Элизабет, — признался Нам Ен. — Я счастлив, что вернулся в тот же мир, откуда улетал, а не в твою утопию. Но я не знаю. У меня, в отличие от тебя, нет ответов на все вопросы. Я тебя любил, и это чувство… Странно, я думал, оно прошло, но вот мы стоим друг напротив друга, и, несмотря на НБп, я чувствую, как моё сердце бьётся чаще. Я не хочу это останавливать.