Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Всё было замечательно, лучше, чем она могла мечтать, сбегая из грязного Дели. На ней было чудесное красное платье, укладку ей сделал парикмахер Саманты, самоуправляемая машина марки «Ниссан» стояла сейчас внизу, в пробке, где её бросила Элизабет, боясь опоздать на свидание. Ей было непривычно ходить в туфлях и ещё более непривычно ловить на себе восхищённые взгляды. Даже разбогатев, Элизабет старалась не появляться на публике, просила размещать в Сети только отретушированные свои фотографии и жила одна в небольшой трёхкомнатной квартире в центре города. На деловых переговорах она появлялась в строгих костюмах и в ботинках, у неё не было нарядов выходного дня — платье ей подобрала и подарила на прошлый день рождения Саманта.

Она не надевала его и хранила, втайне надеясь, что ещё одна её мечта исполнится.

Она мечтала познакомиться с Нам Туеном. По ночам, когда сон долго не приходил, вместо того чтобы вспоминать пурпурный кошмар и дом спасения «Надежда», как это бывало раньше, Элизабет воображала, каково это будет — если её, символ успеха миграционной программы, пригласят на мероприятие, где будет Нам Туен. Как её подведут к нему и познакомят с ним, как он улыбнётся ей и скажет несколько слов — у них будет буквально пару минут, и Элизабет надо заранее придумать, что сказать ему, как выразить своё восхищение и благодарность. Она перебирала один вариант за другим и никак не могла нащупать нужный, да и приглашение всё не приходило, но за прошедшие годы Элизабет научилась ждать.

Поднявшись на девяносто шестой этаж гостиницы и войдя в клуб «Девять черт», Элизабет сразу узнала Алексея — в жизни он был полнее и ниже, чем его сетевое альтер-эго, но оттого выглядел только лучше. Он сидел за барной стойкой, в самом тихом месте клуба-ресторана, и молча потягивал виноградно-банановый саке.

Завидев Элизабет, он встал, проводил её к столику возле обзорного окна, подвинул ей стул и первым делом извинился:

— Простите, Элизабет, я не знал, что здесь так громко играет музыка…

— Корейцы обожают громкую живую музыку, — заметила девушка, — вам ещё повезло, что они играют европейские мелодии.

— Здесь бывает иначе? — улыбнулся он.

— Чем меньше иностранцев в зале, тем ближе японская попса.

Они рассмеялись. У Алексея за ухом был коммуникатор последней модели, а левый глаз светился синим огоньком компьютера.

— И как же, — спросила Элизабет, — человек, который презирает виртуальную реальность, носит в глазу вживлённый экран?

— Служебная необходимость, — развёл он руками, — но он сейчас выключен.

— Вы так в этом уверены?

— Повышенная защита — другая служебная необходимость, так что не беспокойтесь, ваше настоящее лицо никто, кроме меня, не увидит.

— Оно так ужасно?

— Оно слишком прекрасно для этого мира, — сказал Алексей. — Скажу честно, я никогда не встречал такой, как вы.

— Не уверена, взаимно ли это, — в шутку потупилась Элизабет.

Они заказали еду и напитки; Алексей всё время делал ей комплименты, и Элизабет оценила их искренность.

После долгого ужина и бутылки выпитого саке, от которого у Элизабет приятно закружилась голова, Алексей предложил переместиться в его номер. Он жил в люксе на семьдесят четвёртом этаже — Элизабет согласилась не сразу и даже взяла тайм-аут для принятия решения в виде визита в дамскую комнату. Она стояла и смотрела на себя в зеркало, готовая плясать от радости. С ней никогда и никто так не обращался. Никогда и никто не высказывал ей восхищения, никто и никогда не расспрашивал о её жизни с таким интересом, и ему одному во всём мире ей хотелось рассказать правду, всю правду о себе…

Она вернулась за столик и согласилась продолжить вечер в его люксе; по дороге к выходу из клуба он вдруг остановил её, взял за руку и потянул в направлении танцпола. Они танцевали минут десять, пока Элизабет не надоело, тогда она прижалась к его руке и повела его к выходу. Она никогда не танцевала раньше и никогда раньше не испытывала желания положить голову кому-то на плечо. Всегда боролась, всегда глотала слёзы и боль, всегда отворачивалась от пурпурного цвета и верила, верила, что когда-нибудь наступит день, и её жизнь изменится…

В люксе Алексей не торопил её. Сначала он стал показывать голографические изображения своего особняка во Владивостоке: из его окон открывался роскошный вид на прибрежные леса и залив Петра Великого, входивший в состав природного заповедника. Элизабет захотела его; но когда она раздела Алексея, а он расстегнул молнию на её платье, и они оказались на перине, с ней что-то произошло.

Он не понял, что случилось: Элизабет вдруг ударила его по лицу и зарыдала, отвернулась, скатилась с кровати, свернулась на мягком ковролине и затряслась.

— Прости, прости, прости, — шептала она, — прости, только не это, извини, я не…

— Что, что случилось? — испугался он, вставая с постели и накрывая её простыней. — Не переживай, всё хорошо, что случилось?..

Она не могла ему объяснить, она захлёбывалась рыданиями. Да и что она могла сказать? Что в тот момент, когда она возбудилась и целовала его лицо, шею и грудь, когда уже сгорала от нетерпения, желая почувствовать его внутри себя… синий огонёк в его глазу, который добавлял интима, вдруг изменил свой цвет. Ей показалось, что он вдруг стал пурпурным, она услышала другой голос, и пальцы рук Алексея вдруг удлинились, и простыни оказались пурпурного цвета, и она подумала, что ОН нашёл её, что Алексей — это обман, и на самом деле за ней вернулся Пурпурный Человек…

Она ничего не объяснила, просто лежала на полу и плакала, а он сидел над ней, поглаживал по голове, по длинным спутанным волосам, и утешал. Когда Элизабет успокоилась, Алексей поднял её на руки и уложил в кровать, накрыл простынёй и — спросив, не возражает ли она, — аккуратно лёг рядом. Они тихо разговаривали до самого утра, и спустя полгода она вышла за него замуж.

— Да, я слушаю.

— Привет, это я.

— Здравствуй, Иоанн.

— Как дела, пап?

— Всё нормально. Как твои? Я давно тебя не слышал…

— Прости, я тут в зашоре, занимался новой книгой…

— В зашоре?

— В марте выйдет, я надеюсь, ты…

— Я тебя поздравляю, если ты за этим звонишь.

— А что мама? Мелисса сказала, операция прошла хорошо…

— Её оперировали неделю назад.

— Я знаю.

— Я рад, что хотя бы Мелисса тебе сообщает.

— Прости, но я же говорю, я должен был…

— Мама сейчас дома, она чувствует себя хорошо.

— Пап, я говорил с министром…

— Ты ему звонил?

— Нет, он позвонил мне.

— Так когда ты собираешься вернуться в Лондон? Я думаю, тебе надо заехать сюда перед Брюсселем…