Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Иоанн выпил чашку чая, съел яичницу и сэндвич, закусил дыней и заключил:

— Ты очень плохо готовишь, рыжая.

Мэри сделала утомлённое лицо:

— На самом деле я готовлю прекрасно, но ради тебя делаю исключение.

— И я тоже тебя люблю.

— Вечером мы едем в город.

— Окей, — ответил он, приканчивая абрикосовый джем с блюдца. — Твои друзья, я помню.

— Тебе они вряд ли понравятся, — сказала она, — но выхода у тебя нет.

— Ничего не имею против… — Иоанн зачищал блюдце.

— Выхода нет! — повторила она.

— Ты поедешь на читку?

— Да.

— И что за фильм?

— А ты когда-нибудь меня слушаешь?

— А вдруг мне просто приятно слушать твой голос?

— «Лисистрата», — сказала она. — Ты знаешь такое слово?

— О, нет, откуда?

— Это ремейк Аристофана. В современных декорациях.

— И кого ты играешь? Какого-нибудь спартанца?

— Я играю ту, кто прекратит все войны.

— Ту, кто очень наивна, очевидно.

— Ту, кто прекрасна и кого вспоминают две с половиной тысячи лет спустя.

— Кто режиссёр?

— Мариша Свон. Ты её не знаешь.

— Её дебют?

— У неё три номинации на «Оскар», мышонок.

— Я за неё не голосовал.

— Ты доел?

— Да, — сказал он. — Спасибо, рыжая!

— Убирай со стола, раз ты такой вредный. — Она встала и облокотилась на стул. Её волосы воспламенились в солнечных лучах, мраморная кожа лица засияла. Она посмотрела на Иоанна своими большими зелёными глазами. — Я пойду собираться. Вернусь к пяти, и сразу поедем.

— Как скажете, мэм!

— Позвони Вултону, сэр! — скомандовала она. — И в пять будь готов!

— Непременно! — он послал ей воздушный поцелуй и подлил себе ещё чая. Ближайшие часы, подумал он, станут временем напряжённой работы. Он ошибался.

Они с Мэри жили вдвоём в её доме на Малхолланд Драйв, девушка отдала ему под кабинет небольшую комнату на втором этаже с видом на сад. Иоанн повернул рабочий стол к широким окнам и во время работы смотрел сквозь прозрачные шторы на освещённые солнцем деревья и заботливо подстриженную лужайку. По шоссе проезжали редкие машины.

Иоанн изучил присланные Вултоном обложки. Все они были слишком громкие, кричащие, будто вопили: «Купи меня! Купи!» Иоанну это не нравилось, но что он мог поделать? Эту книгу он писал урывками, во время обеденного перерыва в офисе или поздней ночью в служебной квартире в Джакарте; он сочинял её, стоя на палубе «Чжэн Хэ» и засыпая в самолёте, отправляясь на ковёр к министру в Брюссель… Иоанну так хотел увидеть её изданной, что ему было уже всё равно, будет ли красоваться на обложке космический монстр или банда ковбоев.

После серии препирательств с издателями книга получила название «Катон Старший», и, конечно, фразой «Карфаген должен быть разрушен» Иоанн отсылал читателя в наши дни — к вторжению сильных мира сего в одну выдуманную страну с труднопроизносимым названием (имелся в виду Таиланд). Иоанн изначально планировал назвать книгу «Катон: история одной войны», но Вултон настоял на стилистической преемственности с первым романом.

«Императора Михаила» готовили к переизданию, и на новых обложках появились лица актёров, только что исполнивших роли героев книги в одноимённом фильме. Издательскую стратегию в отношении «Катона» Иоанн одобрил. «В конце концов, я не Фолкнер и не Толстой, — убеждал себя он, — и, как выяснилось, даже не Умберто Эко…»

Самое главное — «Катон», особенно его автобиографические главы, совещания политиков в XXI веке, так похожие на совещания сенаторов в Древнем Риме, раздумья главного героя, его сомнения и страхи, мысли о допустимости насилия и моральной стороне войны, — всё это появилось из раздумий Иоанна на борту «Чжэн Хэ». Его герой находил ответы в речах Катона Старшего. Сам же Иоанн ответов пока не нашёл и поэтому честно создал новый файл и на белой странице посередине экрана написал:

ИСТОРИЯ МОЕЙ ВОЙНЫ:

воспоминания Иоанна Н. Касидроу о войне в Таиланде

Эти мемуары будут неплохо продаваться, подумал он, хоть это и не очередной роман о любви, заговоре и подвигах. Иоанн не знал, подошла ли его политическая карьера к концу. Старался об этом не думать. Проработал дипломатом всего несколько лет: помогли образование, полученное в Аббертоне, талант и семейные связи, — но накануне повышения он «сбежал», как выражался его отец, и оставил дела государства тем, кто способен каждый день начинать заново.

Иоанн чувствовал, что чего-то ему не хватает. Помнил, насколько изматывающей была эта работа, но помнил и другое. Каждый день вспоминал: да, валился с ног от усталости, ел один раз в день и спал по два-три часа… но знал, что делает историю. Что может изменить мир.

Нужно вернуться, понимал Иоанн, и он возвращался, как подобает писателю. Вспомнить всё и перевернуть страницу. «Эта книга не должна быть большой, — решил он, — для меня это промежуточный этап. Стоит написать её за несколько месяцев, завершить до свадьбы и издать с хорошей рекламной кампанией как прелюдию к следующему роману». А о чём будет следующий роман? В голове смутно вырисовывался образ выплывающего из облаков города, похожего на парящую в небе пирамиду.

Что это за город? Почему он парит в облаках? Но думать об этом слишком рано. Времени хватит, утешил себя Иоанн.

Он вспомнил лица людей в командном пункте, когда пришло известие о задержании Нгау.

«Хочешь мира — готовься к войне», — написал он. Возможно, это стоит вынести в эпиграф? Пошловато. Для эпиграфа надо подобрать что-нибудь получше, из Юлия Цезаря, например. «Я — один из тех, кому обязан Таиланд»? Претенциозно.

«Война — всегда трагедия, — начал он заново. — И тем не менее я был одним из тех, кто в августе 2025 года однозначно высказался за войну. В результате операции “Стеклянный замок” погибло около тысячи людей. Среди них были и невинные жители Бангкока, и солдаты “Великой Коалиции”: европейцы, американцы, китайцы, японцы — все, кого отправили на уничтожение преступного режима диктатора Нгау. Война — всегда трагедия, и её ВСЕГДА можно избежать. Знали ли мы это в 2025? Знали. И всё равно решили отправить войска. Было ли это правильно? Да, было. Есть ли оправдание тому, что погибли люди? Нет. Однако и сегодня, если бы это зависело от меня, против режима Нгау я бы отправил войска. Почему? Потому что таков правильный ответ».

Иоанн часто останавливался и принимался раздумывать над точностью формулировок: ему хотелось, с одной стороны, писать остро и провокационно, с другой — нужна была честность, но без исповедальности. События, о которых он писал, произошли всего пару лет назад, многое уже было написано и сказано. Иоанн не желал никого критиковать, но знал, как легко затронуть «запретную» тему и навсегда закрыть перед собой несколько дверей. Иоанн предпочёл бы на всякий случай их не запирать.