Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

«Не поддаваться панике, — думала Элизабет, слушая его выступление, пока её муж страдал от невыносимых болей в позвоночнике и отказа пересаженной ему недавно новой печени, — как будто кто-то здесь паникует, кроме тебя, чьё обещание накормить тремя хлебами весь мир оказалось бомбой замедленного действия…»

Лекарства не существовало. Синдром Холиншеда-Краснова появлялся из ниоткуда, сокращал цепочки теломер в генах, ответственные за нормальный процесс деления клеток, препятствовал нормальному процессу передачи информации из ДНК в РНК, запускал хаотичную обратную транскриптазу и поражал все органы тела человека, один за другим, вплоть до смерти. Ни секвенирование генома, ни полное сканирование не могли ответить, отчего в организме происходит сбой такого масштаба; якобы помогала нанотерапия, но врачи, лечившие Алексея, честно признались Элизабет, что доподлинно неизвестно, отсрочивает она конец или действует как плацебо.

Первые случае Болезни были зафиксированы в первой половине 40-х годов, сразу после того как применение НБп стало повсеместным, а полный курс стал доступен каждому, у кого были деньги. Чудеса случались: немые обретали речь, глухие — слух; наследственные заболевания исчезали, как будто их и не было, а дети и взрослые с синдромом Дауна становились вундеркиндами. «Полный курс» превращал людей со средними способностями в выдающихся учёных, а выдающихся учёных — в гениев; дарил способности к абстрактному мышлению, позволял считать, как суперкомпьютер, полностью контролировать свои эмоции и тело; вплоть до того, что у прошедших процедуру женщин исчезала потребность использовать контрацептивы — зачатие могла предотвратить или, наоборот, стимулировать команда, посланная из мозга.

В Университете Осло, знала Элизабет, с прошлого года процедура НБп по усилению активности нейронных соединений и улучшению памяти стала одним из обязательных условий поступления.

— Это было непростое решение, — рассказывал ректор в той же передаче на BBC, — но мы идём на это потому, что нельзя закрывать глаза на очевидные вещи. Способности студентов, прошедших НБ-программирование, гораздо выше, чем у обычных студентов. Ни в точных, ни в гуманитарных науках они не могут конкурировать — это разные, если позволите, весовые категории. Мы не можем разделять университет на тех, кто добивается реальных успехов, и тех, кто учится ради галочки по устаревшим схемам. Да, действительно, процедура НБп далеко не дешёвая, но результат оправдывает вложения, и университет специально выделяет средства для тех студентов, у кого нет денег на самостоятельное прохождение процедуры. Это около двадцати процентов, и мы настроены привлекать спонсоров, чтобы в дальнейшем увеличить квоту…

— Отдаёт ли господин ректор себе отчёт, — визжала одна из противников НБп, — к чему ведёт подобная политика?! К разделению общества, к страшному расколу, более страшному, чем во времена рабов и рабовладельцев!

— Осознают ли люди, — причитал какой-то академик, — насколько небезопасна процедура НБп и как сложно предсказать её эффект? Вполне возможно, половина этих несчастных студентов, которых насильно заставят улучшить свой мозг, умрёт от «генной чумы». Признает ли университет свою ответственность за их гибель?..

Прошедших НБп называли «новыми людьми», они основывали собственные сообщества, и самым известным из них стал «Облик Грядущего»: на его ежегодные сессии «обычных людей», будь они президенты мировых держав или главы крупнейших транснациональных корпораций, просто не приглашали. НБп делало мир лучше не по дням, а по часам — и даже Элизабет, которую известие о смертельной болезни мужа повергло в глубочайшую депрессию, отдавала себе в этом отчёт.

«Если бы не Стивен Голд, — думала она, ворочаясь по ночам одна в их широкой постели, пока Алексей спал под снотворными и болеутоляющими в своей больничной палате, — он бы умер ещё раньше от рака крови, и, может, мы бы даже не успели познакомиться, и я бы никогда его не узнала, а он бы не подарил мне эти несколько лет радости…»

Однако под утро, когда солнце начинало проникать сквозь становящиеся прозрачными стены их квартиры и Элизабет садилась в машину, чтобы ехать в больницу, где умирал её муж, другая мысль возвращалась к ней снова и снова. «Голд дал, — со страхом повторяла она про себя, — Голд взял…»

Но, хотя Болезнь и стала опасностью для «новых людей», количество прошедших процедуру с каждым годом росло в геометрической прогрессии. От синдрома умерло всего несколько тысяч человек, а «новых людей» уже насчитывались сотни тысяч. ВОЗ не спешила бить тревогу: согласно её мнению, пока причин для беспокойства не существовало. Крики про «генную чуму XXI века» или, для особых эстетов, «кару Господню» разбивались о цифры: количество смертей от Болезни оставалось ничтожным в сравнении с количеством смертей от сердечно-сосудистых заболеваний, хронических болезней внутренних органов, раковых опухолей, резистентных вирусов и бактерий, против которых уже были созданы высокоэффективные средства профилактики и лечения. Средства на изучение Болезни поступали исключительно из частных фондов, однако данные о прогрессе были широкой публике недоступны: «Голд Корпорейшн» придерживалась строгой политики неразглашения, а «Облик Грядущего» и другие сообщества «новых людей» в принципе предпочитали не распространяться о своих проектах.

Решив создать собственный фонд и вложив в него бо́льшую часть своих средств, Элизабет столкнулась с неожиданным противодействием: «Голд Корпорейшн» отказалась от предложения о сотрудничестве, а «Облик Грядущего» предложил Элизабет сперва самой пройти процедуру НБп и вступить в их ряды, а уже после озаботиться поиском лекарства от Болезни. К их удивлению — или, быть может, они так и планировали? — Элизабет согласилась.

«Это будет честно, — решила она, объявляя о своём решении на собрании правления фонда, — и по отношению к тебе, Алексей, мой возлюбленный муж, и по отношению ко всем остальным, кто умер от Болезни или только ожидает своей печальной судьбы… Если НБп и вправду поможет мне увидеть мир в новом свете, откроет закрытые прежде двери… Но останусь ли я собой?.. Меня уверяют, что такой опасности не существует, но я всё равно боюсь, да и как не бояться… Все, кого я когда-либо любила, мертвы: моя мать, погибшая, как я узнала недавно, от заражения крови вскоре после ареста и депортации, Алекс, единственный, кто был добр ко мне и пожелал выслушать, даже маленький мальчик Капила, на удивление стойкий и храбрый, который помог мне выжить… пробудил меня от вечной ночи в том аду и поплатился за этой жизнью…»