Олег Рой - Маленькие люди

Я присел на табуретку рядом с кроватью. Ариэль села, опираясь на подушки, и взъерошила мне волосы. В моей жене живет какая-то естественная, совершенно рефлекторная нежность. Кажется, для нее быть ласковой столь же нормально, как для птицы – петь.

Я запустил руку в карман пиджака и достал небольшую коробочку с колечком. Открыла коробочку она самостоятельно и не могла не залюбоваться ее содержимым – недаром лучшие ювелиры мира перебрались со всем своим скарбом и со всеми инструментами в наш город.

– Но, Фокс Райан, – она подняла глаза. – Зачем?

– Потому, что у меня самая лучшая в мире жена, – сказал я. – А еще потому, что сегодня, как раз в это самое время, но год назад…

Я не стал даже продолжать, она и так поняла. И вспомнила поезд, Чипа и Дейла, непредвиденную остановку и бобби с унылым хромым доберманом на поводке.

– А я даже забыла, – сказала она тихо. – Как же я могла?

Я погладил ее по щеке ладонью, к которой она сразу же прильнула.

– Просто сейчас у тебя такое состояние, – ответил я. – Это нормально, по-другому и быть не может. Ты будешь прекрасной мамой, Ариэль.

Она положила головку мне на плечо, вызвав в душе буквально прилив нежности. Я гладил ее по волосам, называя своим огоньком, счастливой звездочкой, маленьким белым кроликом…

Мы пробыли вместе полтора часа, а затем мне пришлось уйти. В нашей больнице, как ни странно, за порядком следили очень строго и сильных эмоциональных нагрузок на рожениц тоже старались не допускать. Что, в общем-то, и правильно, хотя для меня могли бы сделать исключение. Но не тут-то было! Выйдя из палаты, я почувствовал себя совершенно опустошенным. А затем вздрогнул – в коридоре больницы я увидел Игги! Я даже отшатнулся, но затем взял себя в руки – конечно же, это был не мертвый герр Штайнер, мужчина был лепреконом. А потом я его узнал.

– Какой-то вы бледный, Фокс, – сказал Пьер, пожимая мне руку. Солнцезащитные очки от Картье, придавшие ему сходство с моим не то кошмаром, не то персональным оракулом, он снял и положил в нагрудный карман пиджака. На лацкане пиджака красовался белый пятиконечный крест ордена Почетного Легиона. Генерал Херн оказался точен даже в деталях, и теперь я точно знал, где пройдет следующая зимняя Олимпиада. – Словно увидели призрак. Что-то, не дай бог, с Ариэль?

– Слава богу нет, тьфу-тьфу-тьфу, – я постучал по оконной раме, сделанной из натурального махагона. – А вы здесь какими судьбами?

– Да практически теми же, что и вы, – Пьер расплылся в довольной улыбке. – Можете меня поздравить, Фокс, есть еще порох в пороховницах.

Я обнял его, на миг вспомнив, что Пьер был киллером и наемником Бельмондо, что он легко лишал жизни людей… Какая разница? Я помнил ту роль, которую он сыграл при обороне Хоулленда, и даже если бы весь мир начал на него охоту, в Хоулленде он все равно оставался бы героем.

Оставив Пьера дожидаться свою Барби, я поспешил на выход. Тоска, немного разжавшая свои тиски, накатила на меня с новой силой. По вечерам мне бывало чертовски одиноко. Иногда мы, в нарушение режима, болтали с Ариэль по скайпу, но в последнее время жена стала сильно уставать и рано ложилась. Странно? Нет, ничуть: наши дети, как я уже сказал, развиваются нормально, и для Ариэль это довольно большая нагрузка, поэтому она сильно устает, даже просто бодрствуя, лежа в кровати.

Но мне было одиноко без нее. Я отпустил Дэна еще раньше, потому что изначально планировал вернуться домой пешком. Город все еще сохранял толику своего прежнего обаяния. В основном потому, что мы не давали разрешения на застройку его исторической части и ограничивали высотность зданий в окрестностях. Но все равно новостройки теснились и высились вокруг старого города, как великаны вокруг деревушки лилипутов, а за ними на дальних холмах вырастали фешенебельные виллы тех, кто мог себе позволить иметь виллу в Хоулленде.

Но и старый город все же изменился. Дома массово выкупались – иметь офис, а тем более жилплощадь в исторической части города было сродни тому, чтобы выпить на брудершафт с Юпитером. Первые этажи повсеместно заняли ультрамодные бутики, фирменные магазины, косметические салоны, дорогие рестораны… Город рос не только вширь, но и ввысь, и вглубь – под Тринити-лейн расположился, например, девятиуровневый «Тринити-плаза». Отчасти такое решение позволило сохранить хоть какую-то аутентичность улицы, по которой я некогда провожал домой тогда еще даже не невесту. И на этой улице мне за это в первый и последний раз в моей жизни заехали по физиономии. Но те прекрасные винтажные восьмигранные фонари зачем-то заменили новомодными неоновыми скелетами даже на второстепенных улицах.

Поэтому старина Олдос Хаксли, создатель антиутопии «О дивный новый мир», должно быть, ехидно посмеивался над хоуллендцами, глядя на их новый мир со своего персонального облачка.

И все равно прогулка по Тринити-лейн навевала на меня ностальгию. И это даже невзирая на обилие витрин, дорогущих авто и совершенно незнакомых лиц… Точнее, не совершенно незнакомых. Во-первых, все они были у меня в гостях в подземелье, прежде чем стать лепреконами, а во-вторых, многие из них мелькали в журнальном глянце и на экранах. Наверно, другой бы возгордился от того, что с ним то и дело здороваются кумиры и «иконы», я же чувствовал что-то вроде изжоги. Порой мне хотелось бежать из Хоулленда куда глаза глядят, но… Но, но, но…

Я уже бежал один раз и прибежал сюда, и в том, что эта страна стала именно такой, немалая моя заслуга. Или вина, трудно сказать.

Задумавшись, я прошел дальше, чем планировал, и оказался возле своей аптеки. Этот участок улицы практически не изменился. Сохранился почти в первозданном виде паб «У Лепрекона», в зале которого теперь стоял бронзовый столик, а вокруг него расселись бронзовые карбонарии. Не изменились ни моя аптека, ни секс-шоп Барби (ставший вообще культовым местом), и даже кафешка напротив не поменялась ни внешне, ни по ассортименту предлагаемой продукции.

Как раз с террасы этого кафе мне кто-то помахал, и я решил зайти поприветствовать знакомца. Это оказался Барт. Я его сразу не узнал – покинув Кабинет министров, он тут же отпустил окладистую бороду. Барт ушел по состоянию здоровья – его все-таки сильно зацепило в схватке с «Дельтой», а если быть совсем уж точным – от усталости. Теперь он нянчился с внуками и жил в свое удовольствие. Иногда я даже ему завидовал.

Барт пил пиво из новомодных четвертьпинтовых баночек. Перед ним их уже стояло с полдюжины.

– Нормальных банок днем с огнем не сыскать, – пожаловался он мне. – Мало того, что пиво дрянь, так еще и расфасовано по глотку на порцию.

Я заказал себе тоже пива и сосисок с жареной картошкой. В конце концов, раз уж я в кафе, почему бы не перекусить? За два столика от нас трое рабочих, матерясь по-польски, колдовали вокруг деревянной риштовки, в которую аккуратно вцементировали какие-то металлические детали.