Олег Рой - Маленькие люди

– И все равно я не понимаю, – упрямился я. – Ведь представления, насколько я знаю, собирают приличную аудиторию.

– До двух тысяч человек за вечер, – гордо ответил Блейк. – И никогда меньше пяти сотен. Пять раз в неделю, то есть двести шестьдесят представлений в год.

Я прикинул в уме: цена билетов, как я узнал из той же афиши, начиналась от двадцати фунтов. Сто тридцать тысяч зрителей в год, пусть даже по двадцать фунтов с каждого.

– Вы же должны зарабатывать миллионы! – изумился я.

Блейк вновь остановился. Мы как раз свернули с дороги в парк, вероятно, тот самый, что я видел, когда провожал Ариэль вчера. В парке было темно, вообще уличное освещение города, как я уже упоминал, было, прямо скажем, скудным. А в парке оно отсутствовало вовсе, и подступавшие сумерки превращали тривиальный пыльный сквер в нечто таинственное и слегка пугающее.

– Молодой человек, – сказал он, хотя я и был не намного моложе его. – Я не считаю деньги в ваших карманах и жду от вас того же.

Я смутился:

– Простите, ради бога. Я очень нетактичен.

Блейк махнул рукой и улыбнулся:

– Ничего. Ну вот… Мы почти пришли. Если честно, очень хочется уже сесть в кресло и расслабиться. Ненавижу эту подагру, сил моих больше нет.

Очень скоро желание Блейка сбылось, и мы оказались в гостиной Кэрриганов. Она была небольшой, особенно по меркам человека нормального роста, но при этом удивительно уютной. Блейк, несмотря на подагру, принялся разжигать камин, которым, по-видимому, пользовался нередко, а Ариэль упорхнула на кухню. Впрочем, небольшая кухонька от гостиной отделялась всего лишь барной стойкой, так что я мог видеть, как девушка хлопочет там: ставит на газовую плиту чайник, достает из холодильника какую-то снедь, из хлебницы – хлеб, орудует ножом… Отчего-то ее движения буквально завораживали меня. Если бы мне кто-то раньше сказал, что я когда-нибудь сочту обворожительным процесс приготовления пищи, я бы только скептически улыбнулся. Но теперь это было так.

Я сначала вызвался было помочь Блейку, но тот отстранил меня и едва ли не силком усадил в кресло.

– Вы гость, – твердо сказал он, укладывая в камин чурбачки из небольшой поленницы рядом с ним. – А гостям работать негоже.

Впрочем, вскоре он занял второе пустующее кресло, а затем к нам присоединилась и Ариэль. Она принесла подносик с нехитрым угощением, состоявшим из бутербродов с сыром и сардинами, песочного печенья, джема и чая с бергамотом. Возможно, я уже успел сильно проголодаться, но все это показалось мне невероятно вкусным.

За чаем мы говорили преимущественно о моих планах на будущее. Я поведал Блейку, что мне здесь очень нравится и я планирую остаться в городе надолго, может, прикуплю себе здесь дом, и спросил, есть ли такая возможность. Блейк ответил, что пустующих домов в городе хватает, есть из чего выбирать.

– Боюсь только, что теперь вас в покое не оставят, – усмехнулся он. – После случая в цирке весь наш город будет уверен, что вы самый настоящий доктор, и к вам потянутся люди с разными хворями…

– Откровенно говоря, меня это и правда напрягает, – проворчал я. – Дело в том, что у меня нет нужной медицинской квалификации. Я, конечно, разбираюсь в анатомии человека, возможно, даже получше ваших коновалов, да и диплом, дающий право частной практики, у меня имеется, но практического опыта у меня нет ни на йоту…

– Что не помешало вам быстро поставить на ноги несчастную Женевьеву, – возразил Блейк. – Не прибедняйтесь, док. К тому же вас никто не просит оперировать или выписывать лекарства. Консультация, не более того. Иногда участие, добрый совет действуют не хуже самого действенного лекарства.

– Кстати, о консультациях, – сказал я, с аппетитом уминая сэндвич. – Следует все-таки разобраться с вашей подагрой. Вы чем-то лечитесь?

И следующие полчаса у меня ушли на то, что называют «опросным диагнозом». В результате этого я выяснил, что, как я и подозревал, подагра Блейка никакой подагрой, конечно, не была, а оказалась ревматоидным артритом. Болезнь крайне противная, чтобы не сказать хуже. Но тут Блейку, если можно так выразиться, повезло – один из моих коллег-химиков как раз был задействован в проекте, синтезирующем лекарство, позволяющее, по крайней мере, купировать развитие ревматоидного артрита. Сам-то коллега, понятное дело, заявлял о «весьма эффективном лечении» и уже искоса поглядывал в сторону Нобелевского комитета. Тщета людская неистребима… Я не был столь оптимистичен, поскольку с оным комитетом имел дело трижды и составил о нем свое мнение. Но, как бы там ни было, с торможением прогрессирования этого заболевания лекарство, еще не имеющее названия, справлялось вполне уверенно.

– Если мой диагноз подтвердится, – пообещал я Блейку, – я достану для вас нужное средство. Оно, правда, еще не прошло комиссию ВОЗ, и неизвестно, когда пройдет, так что определенный риск есть.

– Я к риску привык, – спокойно ответил Блейк. – В молодости я сам выступал на арене, а вы наш цирк видели. Тридцать лет назад если что-то и отличалось от нынешнего его состояния, то только в худшую сторону. И вот представляете, ты летишь в полусотне футов над ареной, вдали перед тобой раскачивается трапеция, и если ты ее не поймаешь, то молодая жена вечером тебя не дождется…

Он вздохнул и посмурнел. Зато у Ариэль мое предложение вызвало бурю восторга и энтузиазма, и мне почему-то от этого стало тепло на душе.

Я записал для Блейка, какие анализы ему надо сдать, после чего мы продолжили наше неторопливое чаепитие и столь же неспешную беседу. Я заметил, что удивлен, почему помещением цирка не заинтересовались археологи, ведь шотландские брохи находятся под их пристальным вниманием, хотя они моложе и сохранились хуже. А здешний брох – просто уникальное сооружение.

– Ну, во-первых, брох находится в собственности семейства Кэрриганов, – ответил Блейк. – Все соответствующие бумаги в порядке, а в Соединенном Королевстве право собственности уважают со всей истовостью. Мой прадед был странным человеком – ради этого приобретения он обрек себя на самую настоящую кабалу. Теперь этот брох, как чемодан без ручки, если честно: ни продать, ни в аренду сдать. Да и привыкли мы к нему, ведь, по сути, это наш родной дом. И избавился бы, да нельзя…

«Почему это, интересно?..» – подумал я, но спросить так и не решился, памятуя о резком ответе Блейка в парке, когда я заговорил о доходах цирка. Может быть, для него это тоже был чересчур болезненный вопрос.

– Во-вторых, я археологов все-таки пускаю в брох, только прошу ничего особо не трогать и глубоко не влезать. Здание нашего цирка – еще одна приманка для туристов, тем более с учетом нашей легенды о сиде и царстве лепреконов. Мне больше досаждают, кстати, не археологи, а авантюристы – месяца не проходит, чтобы кто-нибудь не попытался влезть в здание в поисках лепреконьего клада. Но в целом легенда работает на наш проект – мы устраиваем специальные программы для реконструкторов, тематические дни рождения, а на День святого Патрика у нас вообще грандиозный фестиваль и гала-концерт. – Он отхлебнул чаю. – А в-третьих… не знаю. Такое впечатление, что ученые стараются про наш брох не вспоминать вовсе. Ездит только зеленая молодежь и какие-то… Ариэль, как сейчас всяких там чудаков называют?