Терри Пратчетт - Делай Деньги

Мойст посмотрел вверх, на потолок. Он был сделан из древних дубовых балок, скреплённых между собой железными обручами. Мойст знал, каким может быть дуб. Он может быть как сталь, только ещё сквернее. Он тупил топоры и отбивал молоты в лицо их владельцам.

— Охранники не могут помочь? — предложила Адора Белль.

— Сомневаюсь, — ответил Мойст. — В любом случае, мне не слишком хочется поощрять идею, что они могут провести ночь, вламываясь в хранилище.

— Но они же в основном из Городской Стражи, ведь так?

— И что? Когда человек удирает к горизонту с таким количеством золота, какое он только в состоянии унести, он не очень беспокоится о том, что у него раньше была за работа. Я преступник. Поверь мне.

Он зашагал к ступеням, вполголоса считая.

— А теперь ты что делаешь?

— Прикидываю, какая часть банка расположена прямо над золотом, — объяснил Мойст. — Но знаешь, что? Кажется, я уже знаю. Хранилище золота прямо под его столом.

Лампа тускло горела, и маслянистый дым извивался и оседал на мешки, где, свернувшись плотным калачиком, лежал мистер Бент.

Наверху раздались звуки и голоса, приглушенные древним сводом. Один из них сказал:

— Я не могу его сдвинуть. Ладно, Глэдис, давай ты.

— А Это Женственное Поведение? — прогрохотал второй голос.

— О да, это сойдет за перестановку мебели, — произнёс голос, который был явно женским.

— Очень Хорошо. Я Подниму Его И Протру Под Ним Пыль.

Раздался гром дерева, столкнувшегося с деревом, и немного пыли упало на кучу золотых слитков.

— Действительно Очень Пыльно. Я Принесу Метлу.

— Вообще-то, Глэдис, я бы хотел, чтобы теперь ты подняла пол, — сообщил первый голос.

— Под Ним Тоже Может Быть Пыль?

— Я в этом уверен.

— Очень Хорошо.

Последовало несколько толчков, от которых затрещали балки, а потом раскат слов:

— В „Книге Ведения Домашнего Хозяйства Леди Ваггон“ Ничего Не Говорится Об Уборке Пыли Под Полом!

— Глэдис, там, может быть, человек умирает!

— Я Вижу. Это Было Бы Неопрятно. — Балки прогнулись от удара. — Леди Ваггон Говорит, Что От Всех Тел, Найденных Во Время Выходной Вечеринки, Следует Избавляться Во Избежание Скандала.

Ещё три удара, и балка разлетелась на кусочки.

— Леди Ваггон Говорит, Что Стражники Непочтительны И Не Вытирают Свою Грязную Обувь.

Ещё одна балка треснула. Луч света вонзился сверху. Появилась рука размером с лопату, схватила одну из железных скоб и выдернула ее…

Мойст заглянул во мрак, вокруг него взвились белые клубы.

— Он здесь, внизу! О боги, ну и вонючий же дым…

Адора Белль заглянула через плечо Мойста.

— Он жив?

— Я определённо на это надеюсь. — Мойст протиснулся между балками и спрыгнул на ящики со слитками. Через пару секунд он крикнул вверх:

— Пульс есть. И ключ в замке тоже есть. Можете спуститься по ступеням и помочь мне?

— Э…, у нас гости, — обратилась вниз Адора Белль.

Теперь на фоне света вырисовались несколько голов в шлемах. Проклятье! Использовать стражников в не служебное время было очень хорошей идеей, но они имели тенденцию всюду брать с собой свои значки, и они были такими людьми, которые бросятся сразу же делать выводы просто потому, что обнаружили человека, стоящего на развалинах банковского хранилища после окончания рабочего дня. Слова „Послушайте, я могу все объяснить“ так и просились на язык, но Мойст вовремя их удержал. Это, в конце концов, был его банк.

— Ну, что вам надо? — требовательно вопросил он.

Что было полной неожиданностью для них, но один стражник собрался с мыслями.

— Это ваше банковское хранилище, сэр? — спросил он.

— Я заместитель председателя, ты, идиот! И здесь внизу человеку плохо!

— Он упал, когда вы врывались в хранилище, сэр?

О боги, прирожденного стражника никак не сдвинешь с места. Он просто гнёт свое, этим терпеливым скрипучим тоном. Когда ты полицейский, всё вокруг — преступление.

— Офицер… Вы ведь стражник , так?

— Констебль Хэддок, сэр.

— Что ж, констебль, можем мы вытащить моего коллегу на свежий воздух? Он хрипит. Я отопру здесь внизу дверь.

Хэддок кивнул другому стражнику, который поспешил к лестнице.

— Если у вас был ключ, сэр, зачем вы вламывались?

— Чтобы вытащить его, конечно!

— Так как…

— Это всё совершенно разумно, — перебил его Мойст. — Как только я выберусь отсюда, мы все вместе посмеемся.

— Я буду этого ждать, сэр, — ответил Хэддок, — потому что я люблю посмеяться.

Разговаривать со Стражей было всё равно, что танцевать чечётку на оползне. Если проявить ловкость, то можно устоять, но нельзя управлять и нет никаких тормозов, и ты просто знаешь, что закончится всё определенной суматохой.

Это уже не был Констебль Хэддок. Констеблем Хэддоком это перестало быть тогда, когда констебль Хэддок обнаружил, что в карманах Начальника Королевского Монетного Двора находятся бархатный сверток с отмычками и дубинка, и потом это перешло в сержанта Детрита.

Отмычки, как знал Мойст, технически не были нелегальными. Владеть отмычками было в порядке. Владеть ими, стоя в чьем-то чужом доме, было не в порядке. Владеть ими, находясь в разрушенном банковском хранилище, было настолько далеко от порядка, что можно было увидеть изгиб Вселенной.

Чем дальше, для сержанта Детрита было тем лучше. Однако хватка сержанта начала соскальзывать, когда он столкнулся со свидетельством того, что у Мойста вполне законно были ключи от хранилища, в которое он вломился. Троллю это уже само по себе показалось преступным деянием, и он некоторое время распространялся на тему обвинения „Отнимал Время У Стражи, Вламываясь, Когда Это Было Не Нужно“. [13] «Трата Времени Стражи» — это проступок, совершаемый горожанами, которые разыскали такие способы пустой траты вышеупомянутого времени, которые еще не были изобретены самими стражниками. Он не понимал внутреннюю потребность в отмычках, у троллей не было слова для мужественности по той же причине, по которой у луж не было слова для обозначения воды. Ещё у него была проблема с образом мыслей и действиями почти покойного мистера Бента. Тролли не теряют рассудок, они теряют терпение. Так что Детрит сдался, и тогда это перешло в капитана Моркоу.

Мойст встречался с ним прежде. Моркоу был большим, от него пахло мылом, и его обычным выражением было выражение голубоглазой невинности. Мойст не мог заглянуть за это дружелюбное лицо, просто не мог видеть ничего. Он мог читать большинство людей, но капитан был закрытой книгой в запертом шкафу. И этот человек был всегда любезным, в такой по-настоящему раздражающей манере, присущей стражникам.

Он вежливо сказал „Добрый вечер“, садясь напротив Мойста в маленьком кабинете, который неожиданно стал комнатой для допроса.