Терри Пратчетт - Делай Деньги

— И, конечно, если я позволю вам приобрести некоторых из големов-лошадей, кареты смогут путешествовать на скорости ста миль в час, как мне говорили, и мне любопытно, могут ли эти горящие глаза видеть даже в этом мраке.

— Возможно, сэр. Но вообще-то у меня уже есть все лошади-големы, — сказал Мойст.

Ветинари наградил его холодным взглядом и произнёс:

— Ха! И у вас также есть все ваши уши. О каком валютном курсе мы говорим?

— Послушайте, всё не так, как если бы я хотел быть Властелином Големов… — начал было говорить Мойст.

— По дороге, пожалуйста. Прошу, пройдите со мной в мой экипаж, — попросил Ветинари.

— Куда мы едем?

— Практически рукой подать. Мы едем увидеться с мистером Бентом.

Клоун, отворивший маленькую скользящую дверцу в неприступных вратах Гильдии Шутов, переводил взгляд с Ветинари на Мойста и на Адору Белль и не был особенно рад никому из них.

— Мы пришли увидеть Доктора Белолика, — сообщил Ветинари. — Я требую, чтобы вы впустили нас с минимумом веселья.

Дверца резко задвинулась обратно. Послышался некоторый быстрый шепот и лязгающие звуки, и половинка двойных дверей ненамного открылась, так, что войти можно было только по одному. Мойст шагнул вперёд, но Ветинари удержал его за плечо и указал тростью.

— Это Гильдия Шутов, — сказал он. — Ждите… забав.

На двери стояло ведро. Ветинари вздохнул и толкнул его тростью. С другой стороны раздался звон и всплеск.

— Не знаю, почему они так упрямо продолжают это делать, в самом деле не знаю, — продолжил Ветинари, проскальзывая внутрь. — Это не смешно и может кому-нибудь навредить. И помните о креме.

В темноте за дверью послышался стон.

— Мистер Бент, если верить Доктору Белолику, родился Чарли Бенито, — сказал Ветинари, прокладывая себе путь сквозь шатер, который занимал четырехугольный двор гильдии. — И он родился клоуном.

Дюжины клоунов приостановили свои ежедневные тренировки и наблюдали, как они проходили мимо. Торты оставались неброшенными, штаны не наполнялись побелкой, невидимые собаки замерли в середине процесса пускания струи.

— Родился клоуном? — переспросил Мойст.

— Именно, Мистер Липовиг. Великим клоуном, из семьи клоунов. Вы его вчера видели. Грим Чарли Бенито передавался веками.

— Я думал, что он сошёл с ума!

— Доктор Белолик, напротив, считает, что он пришёл в себя. Полагаю, у юного Бента было ужасное детство. Никто не говорил ему, что он клоун, пока ему не исполнилось тринадцать. А его мать по каким-то своим причинам препятствовала всякой клоунскости в нём.

— Когда-то ей, наверное, нравились клоуны, — заметила Адора Белль. Она посмотрела по сторонам. Все клоуны торопливо отвернулись.

— Она любила клоунов, — отозвался Ветинари. — Или, лучше сказать, одного клоуна. И одну ночь.

— О. Понятно, — сказал Мойст. — А потом цирк уехал?

— Как обычно и бывает, увы. После чего, я подозреваю, она охладела к мужчинам с красными носами.

— Откуда вы всё это узнали? — спросил Мойст.

— Кое-что из этого — обоснованные предположения, но мисс Дрэйпс многое из него вытащила за последнюю пару дней. Она — дама определённой проницательности и решительности.

В дальнем конце большого шатра была ещё одна дверь, у которой их ждал глава гильдии.

Он был белым с головы до ног — белая шляпа, белые ботинки, белый костюм и белое лицо — и на этом лице, очерченная красным гримом, искажающая настоящие черты, была улыбка, холодная и гордая, словно у герцога ада.

Доктор Белолик кивнул Ветинари.

— Милорд…

— Доктор Белолик, — отозвался Патриций. — А как пациент?

— О, если бы он только он пришёл к нам в юности, — вздохнул Белолик, — каким бы он стал клоуном! О, кстати, мы обычно не допускаем посетителей-женщин в здание гильдии, но в данных особых обстоятельствах мы закроем глаза на это правило.

— О, я так рада, — произнесла Адора Белль, каждый слог был вытравлен кислотой.

— Просто, что бы там ни говорила группа Шутки Для Женщин, женщины просто не смешные.

— Какое ужасное несчастье, — согласилась Адора Белль.

— Скорее, интересная дихотомия, поскольку не смешны и клоуны, — заметил Ветинари.

— Я всегда так думала, — поддержала Адора Белль.

— Они трагичны, — продолжал Ветинари, — и мы смеёмся над их трагедией, как смеёмся над своей. Нарисованный оскал косится на нас из темноты, высмеивая нашу безумную веру в порядок, логику, положение в обществе, реальность реальности. Маска знает, что мы скользим на банановой кожуре, которая ведёт только к открытому люку гибели, и всё, на что мы можем надеяться — это одобрение толпы.

— Куда вписываются пищащие звери из шариков? — спросил Мойст.

— Понятия не имею. Но насколько я понимаю, когда предполагаемые убийцы проникли внутрь, мистер Бент задушил одного весьма правдоподобным забавным розовым слоном, сделанным из шариков.

— Только представьте себе звук, — весело сказала Адора Белль.

— Да! Какой номер! И это без всякой подготовки! А работа с лестницей? Чистое боевое клоунство! Превосходно! — воскликнул Белолик. — Мы теперь всё знаем, Хэвлок. После того, как умерла его мать, за ним пришёл его отец и, конечно, забрал его в цирк. Любому клоуну было видно, что у мальчика смешное в крови. Эти ступни! Надо было отправить его к нам! Мальчик такого возраста, могло быть много проделок. Но нет, его запихнули в старые одежды его деда и вытолкнули на арену цирка в каком-то крошечном городке, и, ну, вот тогда клоунское дело и потеряло своего короля.

— Почему? Что случилось? — спросил Мойст.

— А как вы думаете? Над ним засмеялись.

Лил дождь, и мокрые ветки хлестали его, когда он бежал сквозь лес, побелка всё ещё капала с его мешковатых штанов. Сами штаны прыгали вверх-вниз на своих эластичных подтяжках, время от времени ударяя его под подбородком.

А вот башмаки были хорошими. Это были замечательные башмаки. Это были единственные башмаки, которые ему за всю жизнь подошли.

Но его мать воспитала его как следует. Одежда должна быть уважаемого серого цвета, веселье было непристойным, а грим — грехом.

Что ж, наказание пришло достаточно быстро!

На рассвете он нашёл амбар. Он соскреб засохший крем, затвердевшую побелку и умылся в луже. О, это лицо! Толстый нос, огромный рот, белая нарисованная слеза — оно будет являться ему в кошмарах, он знал это.

По крайней мере, у него всё ещё остались свои подштанники и рубашка, которые прикрывали все важные части. Он уже собирался выбросить всё остальное, когда его остановил внутренний голос. Его мать мертва, и он не смог помешать судебным приставам забрать всё, даже медное кольцо, которое Мать каждый день чистила. Он больше никогда не увидит своего отца… Он должен был оставить что-нибудь , что-то, чтобы он мог помнить, кем и почему он был, и откуда пришел, и даже почему он оставил это. Амбар предоставил ему дырявый мешок, что вполне подошло. Ненавистный костюм был засунут внутрь.