Эммануил Зеликович - Следующий мир

Итак, когда восстания охватили одно за другим все государства, армия революционного союза тотчас же прекратила военные действия, явилась к трудящимся «неприятельских» стран и братски протянула им руку. Расправа со всеми разновидностями класса эксплоататоров была быстрой и краткой, вслед за чем наступила эпоха великого строительства. О, если бы видели ту огромную созидательную работу, тот энтузиазм и энергию, которые поголовно всех охватили! Ибо работали не чиновники и не наймиты, а освобожденные члены всепланетного общества. Работали, не покладая рук, все — от мала до велика. Всякий старался сделать как можно больше и ревновал друг к другу общественное дело. Деньги и границы государств естественным образом исчезли без каких-либо предварительных решений. Эти твердыни капитала и империализма просто отгнили под напором дружного творчества ийо, ибо международный класс трудящихся, наконец, объединился, образовав одну семью. Несмотря на экономически тяжелое время, ийо, лихорадочно работая, мужественно и бодро переносили все лишения. Промышленность, индустрия и все виды хозяйства неимоверным темпом росли, так что уже через несколько лет все были удовлетворены необходимым минимумом. На этом закончу обзор в общих чертах предпосылок современного строя. А теперь я предложил бы вам пройтись по музею и посмотреть, как это все произошло и как протекала эпоха строительства.

— У-ва´-у! — хором пропели присутствующие.

— Если так будет дальше, — сказал я, полушутя, профессору, — мы вернемся отсюда большевиками…

— Это совсем уж не так нелепо, как думают в наших кругах, — серьезно ответил он, — в особенности после того, что мы узнали и видим на Айю. Это — живой упрек нам, людям, и ученым в частности. А вы размышляли, между прочим, когда-нибудь над идеями большевиков? Они далеко не так утопичны, какими их, якобы, считает английское консервативное общество. На самом деле оно вовсе и не считает этого, а просто не хочет выпустить из своих рук орудий угнетения — капитал и власть. Я окончательно убедился здесь, что коммунисты правы.

— Почему же многие рабочие и революционные партии не согласны с ними?

— Просто потому, что не доросли до них или же они фактически — вовсе не революционеры. Что же касается меня, то я уже не рассматриваю нашу экспедицию сюда, как интересный физический эксперимент: имея более существенное значение, она к чему-то обязывает. Поэтому по возвращении отсюда я решил прочесть в Англии ряд публичных лекций и, если меня за это не арестуют, поеду с докладом в Москву — в Коминтерн. А теперь, — прибавил он, улыбаясь, — займемся осмотром музея.

Мы решили систематически изучать его, пока же ограничились быстрым обходом некоторых зал. Деталь за деталью развертывалась перед нами история классовой борьбы и шедшего параллельно ей внутреннего развала империй.

О том, что мы увидели в четвертом корпусе, я напишу когда-нибудь отдельную книгу; пусть она откроет глаза обманутым народам и наивным патриотам. Всякий человек, мало-мальски претендующий на право носить это название, не сможет не отшатнуться перед чудовищным, кошмарным ужасом, каковым была последняя война на Айю. Те же, чье сердце при этом не дрогнет, а равно и подстрекатели войн, вполне заслуживают участь, постигшую буржуазию на Айю. Рано или поздно, но и земной буржуазии не миновать ее, как это доказал нам с очевидностью Тао. Так не лучше ли сразу очистить человеческое общество от этих опасных гадов, пока они не успели еще обманом и хитростью втянуть ослепленные массы в новое нелепейшее побоище, торжественно именуемое «войной»?

— Брайт!.. — пробормотал, побледнев, профессор, когда мы, войдя в один великолепный зал, очутились в центре военных действий. Иллюзия была настолько полной, что леденящий ужас сковал наши нервы. — Смотрите на эту мерзкую и пошлую изнанку империалистической механики!

Мы увидели залитые кровью поля, дома и улицы, груды ползающих слепых, тысячи ийо с оторванными членами, толпы корчившихся мучеников, зараженных болезнями и разъедаемых чудовищными ранами, отчаянную массовую панику, взрывы исполинских снарядов среди собравшихся в кучи до смерти перепуганных детей… И всюду горы каши живого мяса с текущими вокруг лужами крови… Излишне говорить о жуткой картине разрушений и горящих городов, а также и о том, что происходило на воде, под нею и в воздухе.

— Пусть будут прокляты, — прошептал дрожащим голосом профессор, — патриотизм, фальшивая военная поэзия, коварная, воодушевляющая музыка и ханжеские церковные богослужения! Революция, — продолжал он, повысив голос, — только революция! Лучше сразу очистить общество от тиранов, чем сделать это позднее, заплатив предварительно миллионами жертв и морем страданий!

Зато революция была прекрасна, и с огромным удовлетворением мы осматривали сцены возмездия. Она протекала здесь, как говорил Тао, очень быстро и обошлась совершенно без гражданской войны: забившиеся, как крысы, в подвалы правительства и буржуазия были просто переловлены и уничтожены. Это была очень быстрая, но грандиозная травля и вполне заслуженная даже слишком мягкая кара. И в тот же момент все, как один, объединились для совместной работы, не образовав никаких правительств или государств. Заниматься этим было более некогда; игра в политические побрякушки окончились, и каждый делал только то, что было нужно, и максимум того, что мог. А работы хватало для всех… Картина общего положения стала настолько всем ясной, что работа могла уже протекать без каких-либо государственных органов власти и управления. Мы поражались пролетарской организованности и силе творчества и поняли, что и освобожденное человеческое общество сможет обойтись без своих «милостью божьей мудрых правителей».

Профессор был прав — нас просветили здесь и притом весьма основательно.

Круг наших знакомых быстро увеличивался, так что в столовую мы отправились большой компанией. Обед протекал оживленно и весело.

— Скажите, — обратился я к Тао, — по окончании революции на Айю все же были восстановлены государства и государственная власть или, по крайней мере, управление?

— Нет, таковых здесь не существует, — все население Айю представляет собою одно единое общество.

— В таком случае — это хаос, анархия!..

— Быть может, анархия, но не хаос, — спокойно возразил Тао, допивая бокал какой-то изумрудной жидкости. — Как вы должны были заметить, у нас господствует, наоборот, полный порядок.

— Нет, Брайт, это коммунизм, — вмешался профессор, — тот самый коммунизм, к которому стремится на Земле III Интернационал!

— Называйте как хотите, — дело от этого не меняется. Идеальный коммунизм разумных существ не нуждается более во власти, и в этом смысле у нас анархия. Но, с другой стороны, подобная анархия возможна только при коммунизме. Коммунизм — это строй, а анархия — принцип отсутствия власти. Оба эти понятия, в конечном итоге, совпадают и сливаются. Вот и все.