Саша Кругосветов - Прогулки по Луне

– Эх, Юрка, Юрка! Красивый у нас конец получается. Да не для меня такие загогулины, как говорит наш неувядаемый Борис Николаевич. Тебе-то в самый раз. Хотя все равно не могу понять – зачем тебе это? Ты по пути рассказывал, я только мало что понял, у тебя ведь столько идей. Тебе бы жить да жить.

Макс, небось, не полетел, остался в своем уютном гнездышке. А тебе, русскому Ване, непременно подвиг нужен. Ну, скажи на милость, зачем тебе подвиг?

Ты говорил, что на Украине Сережа остался. Мало ли что мамки-няньки не пускают. Взял бы сына к себе. Жил бы для него. Ну и наукой занимался понемногу.

– Слушай, Вовик, какой ты все-таки зануда. Как был мент, так и остался. В одном ты прав – запасов совсем мало и шансов выкарабкаться тоже немного. Но шансы есть, Вовик. Там, на Луне, люди живут. Ну, наверное, не совсем такие, как мы. Но люди. Колония землян. Это засекречено. Но Макс знал. Так что послал он нас не наобум святых.

Шельга одобрительно хмыкнул.

– Вроде простой ты, как сибирский валенок, свой в доску, а всегда у тебя, Юрка, есть запасной ход, предусмотрительный ты наш.

Ветров пропустил мимо ушей это замечание и задумчиво продолжал:

– Другое дело, Вовик, далеко ли от шлюза сядет корабль и сумеем ли мы найти этот самый шлюз. Вот это, мой друг, бабушка надвое сказала.

Не скажу, чтобы нас там ждали. Но шанс есть. Шанс всегда есть, Вовик. Так что держи ствол при себе. Может, и пригодится ствол оперу из «Гиперболоида…». Ты ведь из «Гиперболоида», Вовик? ФСБ вездесуще, ФСБ везде, даже на Луне. Вечно живое ФСБ. Ты говоришь, СВР? ФСБ – СВР – какая разница? Ах вот оно что – СВР все-таки, вот почему они спрашивали про СВР, что-то, значит, о тебе, опере Шельге, там уже известно. Где известно? Где меня арестовывали, раз. И этому адвокату Джексону, может, он и не Джексон, будь он неладен, тоже про СВР известно. СВР всегда и везде, СВР вездесущее, и Вовка из «Гиперболоида» тоже выходит… Наш пострел везде поспел.

– Ну, хватит смеяться, Юрка. Тебе лишь бы выеживаться да вышучивать друга детства.

– Выеживаться – гдубо, гдубо! Какие есть прекрасные слова – ерничать, фиглярствовать, гаерничать…

– Тьфу ты, не лез бы со своими ракетами, я бы тебя точно вытащил. Сидели бы уже в мексиканском ресторанчике, в какой-нибудь «Таверне Оливе», на головах – шикарные сомбреро, слушали бы гитаррон, пили бы мескаль или текилу и жевали бы шикарный галлюциногенный кактус пейот. Я грезил бы русским лесом и нашими северными безобидными грибами. Поднял бы голову к небу и сказал маме: «Вот, мама, Вовка Шельга не такой уж плохой, ВСВС, Вовка выполнил свой долг, спас друга детства. Ты можешь, мама, гордиться мною». Тогда я мог бы так говорить. А теперь… Зачем мне эта твоя Луна?

А ты, кстати, вспомнил бы там, в Мексике, свою Инну. Ох, хороши когда-то были ножки у твоей Инны.

– И сейчас ничего себе. Ножки, конечно, очень-нна хороши. И кое-что другое тоже на уровне.

Не знаю, что будет с нашими лунными делами. Поживем – увидим. Будем решать проблемы в порядке поступления. А вот с земными проблемами… Даже вспоминать не хочу. Просто голова взрывается. Вначале арест, тюрьма – что, откуда? Потом обмен… Меня? На кого? Кому я нужен? Потом ты выскакиваешь, как черт из табакерки, выкрадываешь меня – откуда ты взялся, зачем выкрадываешь? Спасибо, конечно, американцы вполне могли бы и грохнуть при обмене, как бы при попытке к бегству. Потом Инна. С какой стати Инна – она что, твой шеф? Полжизни прожил, полжизни любил ее, а ничего, оказывается, о ней не знаю. И почему телефон взорвался? Почему я вдруг сразу стал всем мешать? Она что, хотела меня взорвать? Всегда говорила, что я единственный, кого любит, и всякое такое. Говорила… Мне казалось, не врала. Именно так и казалось.

Шельга насупился. Он явно не хотел ничего объяснять.

– Конечно, даже сейчас, перед лицом неминуемой и ужасной погибели от гипоксии, а может, и в космической катастрофе, ты не сдашь служебных секретов, останешься верен своему людоедскому ведомству. Ну, ты и служака, Вовик, выдрессировали они тебя классно.

– Не обижайся, Юра. Я тебе ничего особенно подробно объяснить не сумею. Да и сам я мало что знаю. Одно могу сказать – никто не понимает, почему пиндосы тебя замели. Случайно, наверное. Под горячую руку попал. А наши взялись вроде спасать, но не заради тебя – политика, блин, по своим законам живет. Больше все равно тебе ничего не скажу. А то, что я сейчас рядом с тобой оказался, это как раз, пожалуй, неплохо даже. Можешь на меня рассчитывать, Юрка. Я рядом буду. Хоть по сердечной близости, хоть потому что при исполнении – как хочешь, так и считай. Вовка тебя не подведет.

– Все, конец разговорам. Ложимся, пристегиваемся. Видишь, замигала красная лампа. Готовимся к посадке. Теперь от нас ничего не зависит. Предаем свою судьбу глупым машинам. А дальше – как повезет. Попрощаемся на всякий случай. Прости меня, Вова, если что не так. Прости, что втянул в эту авантюру. Можем и пред лицом Господа предстать. Конец грешной жизни. А если прилунимся благополучно, будем считать, что это как бы наше второе рождение. Тогда и начнем, помолясь, новую жизнь. На другой планете, на Луне. Какая, интересно, нас ждет посадка?

А посадка, как мы знаем, тяжелая получилась.

Бритоголовые доставили Ветрова в Умму – так селениты называли колонию землян. Недолгая остановка в довольно просторном зале – видимо, это шлюз. Хотя выхода на поверхность не видно. Может быть, что-то типа приемной какого-то местного начальника.

– Тебе повезло, землянин. Нас примет сам лугаль Уммы, – мрачно произнес Думузи.

Наконец-то привычные человеческие лица. Земные колонисты. Думузи и Ветров ожидают аудиенции. Вокруг снуют люди в одеждах, напоминающих космические комбинезоны или спортивные костюмы. Люди в основном со светлой кожей и европейскими чертами лица. Хотя встречаются чернокожие, смуглые латинос и желтокожие азиаты. Ростом – мужчины и женщины, – пожалуй, в основном невысокие. Никто не обращает внимания на вновь прибывших, все заняты своими делами. Говорят на английском. Не только на английском. Пару раз Ветрову послышалась испанская речь, а однажды кто-то перекинулся несколькими словами на русском – может, просто показалось?

Думузи громко кричит, ругается, размахивает длинными руками, совершенно не стесняясь вслух выказывать свое недовольство тем, что лугаль заставляет их ждать. Начальник волобуев крайне возбужден и раздражен, лицо его потемнело и от напряжения приобрело синий оттенок. Как ни странно, весь этот шум и яростные телодвижения высокопоставленного туземца почему-то не привлекают внимания колонистов, все продолжают заниматься своими делами. «Видимо, такое публичное поведение считается типичным для волобуев», – подумал Ветров.