Фима Кибальчич - Пыльца в крови

Командная игра с джойстиками вокруг стола была чуть больше спортом, чем удачей, но для нее имелись отдельные залы и отдельные правила. Здесь же каждому только казалось, что он чем-то управляет, на что-то влияет. Иллюзия. Если бы у Ларского был бы в руках джойстик, он бы тоже поддался этой истерической вере в собственные возможности. Но руки были пусты, и поэтому в голову лезли глубоко философские мысли.

Люди пытаются управлять своей жизнью, врут сами себе о достижениях, но на самом деле они сами, как шарики, движутся по траектории чужих толчков, и в их движении больше хаоса и непредсказуемости, чем смысла. Граув, Флаа, пара мертвых инсектоидов, мечтатель Стэнли с ножом в груди и застрявший флот Штрауса – судьбы и события ясно давали понять, что в какой-то момент любое создание может вышвырнуть в чет или нечет, на красное или черное, в ячейку, на которую поставил кто-то действительно могущественный. Этот Некто, возможно, напряженно следил за траекторией движения или толкал к цели хитро и изобретательно. Разум Вселенной? Бог? Тот, кто вылетит на задуманный им самим цвет, начнет гордиться, повесит на грудь воображаемые медали дутого могущества человеческой воли. Жалкий дурак.

Вопль разочарования и победного восторга накрыл колесо и два боковых стола для ставок. Шар лежал на красной девятке.

Маргарет обернулась. Она приоткрыла рот, край губ дернулся в попытке улыбнуться, а в голубых глазах плескалось исступление.

– Девять, красное, – пробился сквозь затихающий шум твердый голос клона-крупье.

Разум вселенной и Бог.

Они с Марго продолжали смотреть друг на друга. Таня и Берт куда-то исчезли, возможно, их оттеснили на другой край, или они отправились испытывать удачу в баккара.

– Я неплохо наварился на твоей догадливости, – брякнул Никита. – Теперь задолжал тебе волшебную ночь.

Марго моргнула, приходя в себя, и выражение ее лица стало насмешливым.

– Торопишься вернуть долг? Я еще не закончила играть на твои деньги.

– Хорошее начало, играй, красавица. Но только если ты в конце проиграешься в пух и прах, сама будешь должна мне волшебную ночь.

– Это твои условия?

– Нет. Это мое предложение. Согласна?

– А если нет?

– Тогда нет.

Маргарет рассмеялась и провела пальцами по лацкану его сюртука.

– Ты мастер болтовни, господин Ник. Заболтаешь даже марсианскую песчанку. Хорошо, я согласна. Играем на твои деньги и волшебную ночь.

Все же он правильно сделал, что отказался от театра. Дыхание фортуны ложилось на кожу. Колесо вновь закрутилось, и Маргарет сделала ставку на каре: 26, 27, 28, 29.

Не в силах оторвать взгляда, Ларский следил за бегом шара. Эта вечная потребность предугадать и мучительное чувство, что разгадка совсем рядом, что стоит только напрячься, перемахнуть через планку, кем-то задранную, чтобы запирать горизонт, и все прояснится, все встанет на свои места. Все ответы впредь станут известны заранее.

Выпало 26.

Маргарет победно рассмеялась, а Никита напрягся, подумав, что в крайней цифре каре есть какое-то предостережение свыше. Быстрая лопатка крупье передвинула фишки проигравших на поля победителей, где столбики распадались цветными искрами и исчезали, переходя на счета игроков. В античные времена казино обменивало фишки на деньги и наоборот, теперь же разноцветные кружочки стали просто украшением стола. Также как и размеченное цифрами цветное поле.

Следующая их ставка была на соседнее каре, и это был проигрыш. Потом Марго выбрала «стрит», самонадеянно сужая возможности. Никита сразу понял, что они проиграют. Так и произошло.

Шарик запускали снова и снова. Маргарет проигрывала и выигрывала. Порядок выпадавших цифр казался неслучайным, намекающим на какую-то ускользавшую очевидность, и Ларский каждый раз, как завороженный, следил за траекторией бега шарика. То спорил внутри себя, то соглашался со ставкой. Он ненавидел треклятую рулетку. Ее беспардонное вранье. Ненавидел всеми фибрами своего слишком трезвого организма.

Нужно взять сразу два коньяка с подноса клона-официанта.

– Делайте свои ставки.

– Девять и красное, – выкрикнула Маргарет.

Красное и девять. Мы сейчас выиграем?

Никита вытащил требовательно вибрирующий интерком. Это были результаты обработки запроса.

Круг замкнулся, по-другому не могло быть.

Следователь Ларский быстро отошел в сторону от галдящего круга игроков.

– Никита! Ты куда?

– Подожди, я занят! Дай мне минуту.

Он остановился у прохлады водяной колоны и достал интерком. Перед глазами стал открываться архив информации. Карта случаев странных смертей животных в первые полгода после убийства таракана представляла собой множество красных точек в районе Карибского бассейна. Мексика, Никарагуа, Панама, а потом Венесуэла, и будто в обратный путь – Колумбия. Создавалось впечатление, что от Кубы, куда хрономина вынесла Ирта Флаа и СимРига, неведомый и невидимый убийца перебрался через пролив и отправился бродить по побережью.

Гибель животных в дикой природе регистрировалась, но никак особо не расследовалась, если Центральный компьютер Земли не интерпретировал данные как упорядоченные, а значит, несущие возможную эпидемиологическую или военную угрозу. Еще такие события могли обратить на себя внимание ученых, ведущих какие-то свои исследования. Но это происходило довольно спонтанно.

Случаи, которые прямо сейчас пролистывал Ларский, почти за полтора года никого не заинтересовали. Их проморгал и его департамент. Оно и понятно – никакое из погибших животных не было превращено в фарш. Произошло три случая гибели от внутреннего кровоизлияния – туши двух кабанов были залиты кровью, вытекшей из ушей и пасти. Тело взрослой обезьяны оказалось перерублено наискосок, от плеча до бедра, словно она погибла в средневековом сражении. В списке имелись головы, оторванные от туловища, странные проколы, дыры в брюхе, с вывалившимися внутренностями. Резаных ран в выделенной ЦКЗ группе было больше, чем чего-либо другого. У одного тапира порез шел вдоль спины, раздваивая крепкий позвоночник.

Все эти смерти сложно объяснить столкновениями самих животных, в принципе это мог сделать психически больной человек, но любое человеческое присутствие было бы зарегистрировано системами слежения или сопровождалось бы сообщением о сбое программ. Но такой информации не поступало. Более того, Центральный компьютер отмечал смерть как внезапную и самопроизвольную, то есть непосредственно перед смертью рядом с погибшим существом никто не находился или не был обнаружен. А значит, Центральным компьютером эта смерть автоматически классифицировалась как естественная в животном мире, хоть и необъяснимая. Поэтому могла вообще никогда не привлечь ничьего внимания.