Фима Кибальчич - Пыльца в крови

Детское кружение замыкалось у гигантской раковины-улитки. Это был идеальный геометрический конус, слой за слоем поднимающийся в голубое небо. По спирали внешней стены домика можно было забегать на самый верх. Перламутровые бока раковины прорезали цветные окна-карамельки. Прозрачными выпуклостями они искрились на солнце и пахли невероятно аппетитно. Дети их неутомимо лизали, и даже Ларский, когда приехал сюда с Лизой месяц спустя после того, как она сдала проект, нашел в себе решимость и попробовал одно оконце. Оказалось так вкусно, что он облизал еще парочку.

– А когда пойдет ливень, что станет с твоими окнами? – спросил он тогда у жены.

– Они начнут таять, – рассмеялась она.

– И растают?

– Нет, конечно. Это вечные карамельки. О которых всегда мечтают дети. Сладкий дождь будет стекать со стен, но оконца останутся.

– Ужас. Все вокруг затопит липкой сахарной водой. Растения погибнут от сладости.

– Что за глупости, Ларский. Не погибнут. Ведь каждый с детства знает о червях-сладкоежках.

Вид у Лизы был веселый и заговорщический. Ему захотелось поддержать игру.

– У меня было тяжелое детство. Вместо сказок на ночь мне читали книги из жизни растений и заставляли слушать классическую музыку. Теперь я тревожусь за растения и ничего не знаю о червях-сладкоежках.

– Ладно. Давай договоримся. Если ты будешь хорошо себя вести, я на ночь расскажу тебе сказку. Про то, как черви-сладкоежки после сахарного потопа поднимаются из глубин и пожирают влажную землю. А потом, когда они пропустят через себя каждый ее клочок и от обжорства станут похожи на радужные шарики, они выползают на берег реки и валяются на солнце. А дети могут прыгать на этих шариках и подбрасывать их в воздух.

– Бедные! Они же не шарики, а черви, значит, просто лопнут от этих глупых прыжков?

– Ерунда. Ничто не делает нас более крепкими и радостными, чем съеденные сладости. После карамельного дождя черви не лопаются и могут прыгать, как мячики, три дня напролет. Они даже не боятся солнечного света.

– Ты обязательно должна рассказать мне эту историю в подробностях.

– Я же тебе обещала.

– Не думал, что ты знаешь такие интересные истории. Не говори больше никому. Иначе нализавшиеся карамели дети прилипнут к тебе и не отлипнут, пока все им не расскажешь.

Веселое выражение на лице Лизы как-то потускнело.

– Не думаю, что это случится, – сказала она серьезно. – Я просто закончила проект и не собираюсь больше браться ни за какой другой, связанный с детьми.

Ларский медленно шел краем летающих островов, все глубже погружаясь в воспоминания. Перед внутренним взором вставала спина Лизы, слишком прямая, слишком непреклонная для ее хрупкой фигуры, когда она разворачивалась и уходила прочь после короткой ссоры.

И о чем он вообще думает, когда ему нужно немедленно разложить в голове все детали своих треклятых версий. Прийти к хоть сколько-то определенному мнению и подготовить отчет для Марры. Самое правильное сейчас – вызвать авиетку, а не убеждать себя, что прогулка приведет мысли в порядок.

– Никита!

Он вздрогнул и обернулся на голос.

– Что ты здесь делаешь?

Никита попытался сморгнуть невесть откуда взявшийся образ. Никогда раньше, даже после алкоголя и бурных бессонных ночей, у него не было глюков.

– Лиза?

Она оказалась прямо здесь, в нескольких шагах от него. В стильном темно-зеленом костюме. Укороченный пиджак смыкался на груди тремя причудливыми вершинами треугольников. Волосы стали непривычно короткими и падали на лицо гладкой медью. По левой скуле змеился золотистый, как-будто проступающий сквозь кожу узор. Она была похожа и не похожа на себя.

– А ты что здесь делаешь?

Она пожала плечами и подошла ближе.

– Получила предложение на развитие этого проекта, – она небрежно мотнула головой в сторону дома-ракушки. – Пришла подумать, как это лучше сделать.

– Аа… – протянул, собираясь с мыслями, Ларский. – А я гуляю, пытаюсь привести мысли в порядок.

– Понятно, – кивнула она коротко и отвела глаза.

Он видел по напряжению, возникшему на ее лице, что она думала на самом деле. Знала наперед все, что он не договорил. Одежда для вечерних развлечений, неловкость, которую он не сумел скрыть в первый момент. Но Лиза ничего не скажет, даже не бросит ядовитой насмешки. Она всегда избегала неприятных разговоров. Прямых вопросов и ответов, которых не хотела знать.

– Что ж… – начала она, явно собираясь тепло попрощаться.

– Может, выпьем кофе и поболтаем, – быстро предложил Ларский.

– Кофе? – неуверенно повторила она, словно он предлагал ей грудное молоко на ночь.

Ее губы чуть разомкнулись, в изумрудных глазищах отразилось замешательство. В моменты растерянности и удивления жены на Ларского накатывало сладкое чувство всемогущества, куда более сильное, чем после удачно проведенного расследования.

– Да. Здесь неподалеку есть шелтер. Хорошое место, чтобы выпить утренний кофе.

Пять лет назад, после того как она показала ему дом-раковину и рассказала про червей-сладкоежек, они просидели там несколько часов кряду. Она тоже помнила об этом и теперь смотрела на него, раздумывая, медля с ответом.

– Хорошо, давай выпьем кофе.

Ларский чуть было протянул ей руку, но ощутив неловкость, сразу опустил ее. Лиза никак не прокомментировала этот короткий жест. И они просто пошли рядом.

Спуск во влажную полутьму шелтера прошел в молчании.

После полуденного солнца внизу совсем неплохо кайфовать в прохладе, поэтому уставшие от детских визгов мамаши частенько отсиживались днем под землей. Но ранним утром воздух в низких подземных переходах и зальчиках был ласково теплым, густым.

Очутившись внутри, Никита обернулся и посмотрел на Лизу, скользившую ладонью по перилам, но не нашелся, что сказать. Рядом с Лизой в этой прохладной полутьме Ларскому казалось, что весь мир будто посторонился и затих. Перед ними мягко светился проход сквозь земляные и глинистые ниши, слышно было, как журчала вода в фонтанчиках, расположенных у каждого стола.

Ближайший диванчик изгибался вокруг низкого столика и оказался завален шарами. Ларский скривился от этой умилительности, но все-таки сел. Лиза расположилась напротив. Проклятые шарики никуда не исчезли, только расступались, облепляли диван и фигуру Лизы. Какой-то издевательский фон для делового костюма и ее серьезного выражения лица, а он сам на фоне этих разноцветных пузырей наверняка смотрелся еще нелепее.

– Какого угощения желают наши гости?

Миловидная китаянка в ярко-желтом коротком платьице была просто клоном, но Ларский ощутил мгновение неловкости, вспомнив ванну с шампанским, смеющихся китайских подружек, а вслед за ними и Марго.