Юлия Зонис - Боевой шлюп «Арго» [сборник]

– Как хотите, но я все же приготовлю чаю для мальчика, чтобы он не скучал.

Попугайчик в клетке подпрыгнул и отчетливо сказал: «Бражка».

Когда Бени был надежно занят штруклями, оказавшимися чем-то вроде рулета, я уселся в плетеное кресло напротив старушки и развернул записную книжку. Копыта я на всякий случай спрятал под низкий кофейный столик.

– Гранек? Хороший мальчик. Вы, наверное, из газеты? Ко мне часто приходили из газеты, еще когда я жила в старом доме.

Похоже, госпожа Фани была малость не в себе и слабо представляла, какие бездны и выси отделяют ее от «старого дома».

– В детстве он был шалун. Соседи даже жаловались иногда, особенно пани Гражина, эта важная полька. Дети прозвали ее пани Вражиной, и, прости господи, я всегда смеялась – до того это было похоже. Она терпеть Гранека не могла. Говорила, что он повесил ее кошку, – подумайте только, наплести такое. Все потому, что Гранек не здоровался с ней на лестнице. Ну так он не знал польского. Нельзя же требовать от мальчика, чтобы он выучил чужой язык только затем, чтобы здороваться со сварливой старухой… Да, он родился в шестьдесят третьем. Помню, был таким маленьким, врачи в больнице сказали – не выживет. А мой муж Ладош был еще жив тогда – сдвинул брови вот так и говорит: «Как не выживет? Мой сын будет богатырем!» И он был прав, бедный, бедный, он так и не увидел, каким красивым мальчиком вырос наш Гранек… В девяносто шестом? Нет, не скажу, что он особенно изменился. Он всегда был славным, а что иногда дрался с соседскими мальчишками – ну так все дети дерутся. Хотя постойте… Ах, вспомнила. Пани Гражина перестала жаловаться. Да-да, она пришла ко мне и так и сказала: «Ах, ваш Гранек такой вежливый мальчик. Встретил меня на лестнице и поздоровался, так и сказал: «Dzien´ dobry, pani Grażyna!». А я ей: «Видите, я вам говорила!»

Ксения Йововиц работала в кафе. Как и Фани, здесь никто не удивился моей просьбе опустить жалюзи. Посетители как ни в чем не бывало продолжали пить кофе и листать утренние газеты. Странно, насколько тут все были спокойны – у нас и духу бы их не осталось, стоило им хоть издалека заметить эмиссара света. Хозяйка кафе любезно улыбнулась и сказала, что Ксения поговорит со мной в подсобной комнате.

На этом, впрочем, приятности и кончились. Ксения была явно не рада меня видеть. Эта худенькая женщина (как, работая в пекарне, она сохранила такие хрупкие формы?) с бледным лицом и блестящими кудрявыми волосами беспокойно прятала руки под фартуком и старалась не смотреть мне в глаза.

– Гранек? Вы ведь не хотите… вы ведь не можете его забрать?

Я посмотрел на высокий лоб с желтоватыми тенями у висков и решил быть честным:

– Пока никто никого не забирает. Мне надо кое-что узнать о вашем муже… О бывшем муже. Вы ведь развелись незадолго до того, как он погиб?

Ксения кивнула. Глаз она так и не подняла.

– Мне хотелось бы узнать почему. Согласитесь, это странно. Ему как раз в тот момент нужна была ваша поддержка. Кроме того, он сделал такую оглушительную карьеру. Неужели вам не хотелось разделить его славу?

Ксения мяла передник, терзая посыпанную мукой ткань.

– Почему? Что произошло? Он плохо относился к вам, избивал или…

– Что вы! – Женщина наконец взглянула на меня. Глаза у нее были карие, спокойного каштанового цвета. Морщинки в углах едва заметны. – Наоборот.

Я ободряюще улыбнулся и спросил как можно мягче:

– Наоборот? Что вы имеете в виду?

Губы Ксении задрожали.

– Видите ли. Вы, наверное, знаете… Да, он бил меня. Тогда, еще до… до того, как он вернулся в город, до начала войны. У нас должен был родиться ребенок. Мальчик. Нет, я не виню его, я просто поскользнулась…

Я ушам своим не верил. И это герой, праведник, почти святой?!

– Но знаете, все изменилось. Когда он вернулся, он стал совсем не таким, как раньше. Ласковым. Добрым. Он дарил мне цветы, водил в театр. Мне было очень хорошо, правда… Только…

Я ободряюще кивнул.

– Только он не был Гранеком.

Маленькая женщина вынула руки из-под передника, закрыла лицо и расплакалась.

– Нам правда нужен этот адрес?

Я ни черта не видел под полотенцами и одеялом. Мой маленький возница подергивал за веревочку. Голос его звучал растерянно.

– Да. А в чем дело? Что там такое?

– Это высокий белый дом. Очень красивый, только он за забором.

– Ты видишь ворота?

– Да, большие золотые ворота. Рядом с ними стоит ангел.

– Кто?!

– Ангел. У него белые крылья и длинный меч. И он смотрит на нас.

– Так. Пошли-ка отсюда.

И снова я сидел на диване, и снова с полотенца капала на пол вода. Голова у меня немилосердно болела. Напротив, за столом, угрюмо хмурился Микаэль.

– Вы нарушили все возможные полномочия. Сегодня же вечером я вас доставлю обратно.

– Как бы не так, дружок. – Слова давались мне с трудом. Лицо распухло. Я и не подозревал, что зловредный свет достанет меня даже под слоем тряпок.

– Я вам не дружок. А то, что вы сделали с моим сыном…

Тут мое терпение лопнуло. Я вскочил. Полотенце шлепнулось на пол. На секунду мне показалось, что Микаэль испуганно подается назад – но нет, это просто комната качнулась в моих глазах. Я устало опустился на тощие диванные подушки.

– Что я с ним сделал? Нет. Что вы с ним сделали. Парень готов на все, чтобы увидеть мать. Он готов заключить сделку с дьяволом, черт побери! А вы кормите его байками о терпении и справедливости. Не всем быть святошами, защищающими любого убогого и калечного, любого дешевого крикуна, но не способными помочь собственной жене и ребенку. Нет, вы лучше будете шкандыбать на своих дурацких костылях, будто ей в Чистилище от этого легче…

В первый раз я увидел в его глазах боль, живую человеческую боль. Неужели даже у этой Немезиды с костылями есть сердце?

– Вы не имеете права… – Он поднес ладонь ко лбу.

Я испугался, что ему станет плохо. Микаэль слабо отмахнулся от моей попытки поддержать его и налил в стакан воды. Рука у него дрожала, стекло звякало о стекло. В графинной пробке плясали электрические зайчики.

– Чего вы хотите?

– Я хочу допросить Йововица по нашим правилам. Не отворачивайтесь. Вы знаете, что по-другому мы не добьемся правды. Я хочу понять, что случилось в Градовцах в тот день, почему Йововиц и другие так изменились, почему, наконец, их держат у вас под охраной. Если вы знаете ответ, лучше скажите мне сейчас. Потому что я сегодня вечером уйду, но вместо меня пошлют другого, третьего, сотого, пока мы не узнаем истину. И вам не будет покоя.

Статуя Немезиды опустила стакан на стол и, помедлив, кивнула.

Сегодня Йововиц выглядел совсем изможденным. Возможно, его утомили поездки. Светловолосая голова опиралась о спинку инвалидного кресла. Кадык остро торчал на тощей шее, напоминая застрявший в плоти обломок стрелы.