Юлия Зонис - Боевой шлюп «Арго» [сборник]

– Что вы хотите со мной сделать?

Микаэль, стоящий за его креслом, вздрогнул. Даже мне стало не по себе от этого усталого голоса.

– Ничего страшного. Вам не будет больно. Просто смотрите мне в глаза.

Он покорно кивнул.

Когда впаянные в серое зрачки сузились до размеров точки, я сказал Микаэлю:

– У вас есть последняя возможность уйти. Боли он не испытает, но со стороны это выглядит неприятно.

Правозащитник тихо проговорил:

– Вы полагаете, я брошу его сейчас?

Я не настаивал. Обойдя стол, я подошел к Йововицу и положил руку ему на грудь. Зрачки подследственного резко расширились, затопив глаза черным. Тело его содрогнулось. Микаэль подался вперед – но я уже погрузил пальцы глубоко, разрывая мышцы и кости. Дернул, выламывая ребра. Грудная клетка Йововица распахнулась, как дождавшийся солнца цветок, – и я сжал в ладони то, что у живого человека было бы сердцем, а у мертвого только тенью и памятью.

Сарай горел. Несло паленым. От камней тянуло нестерпимым жаром, трещали вязанки хвороста, вспыхивала солома. Солнце почти зашло, и сарай горел ярко, а наверху пламя казалось синеватым. В дверь, припертую поленом, настойчиво бухало. Изнутри тонко, пронзительно всверливались в уши детский плач и истошное блеянье овцы.

– Жаль, что в мечеть все не влезли.

Белобрысый, яркие голубые глазки. Свен. Это он озаботился вывести овец, прежде чем загнать в сарай людей. Одну все же забыл.

– Интересно, как же они там молились?

Чернявый Трежко сплюнул в пыль, пригасив сигаретку. На прикладе его автомата грязно отпечаталась пятерня.

– В две очереди, или как?

Плач прервался. Крыша рухнула, выкинув вверх огненный столб. Трежко выругался, стряхивая с рукава едкие искры.

– Ну всё. Кранты хазимам. Уходим?

Я медлил. Что-то в происходящем было неправильным, что-то…

– Смотрите!

Огненный столб не падал. Он рывками поднимался над сараем, над деревней, над горами – как будто его раздувал невидимый ветер.

– Что это?

Набухшие дождем тучи лопнули, но не пролилось ни капли – нет, в просвет ударило алым и белым, электрически затрещали разряды, и над сараем…

– Ты видишь это? Видишь?!

Я видел. Я видел, как Свен, поджав губы, шагнул к свету , как плакал, упав на колени, Трежко , как истово крестился Спас. Я и сам почувствовал вкус земли и копоти на губах. В ушах пела то ли кровь, то ли ангельские хоры. Первый шаг дался мне с трудом, второй – легче, и я грудью ударился о беззвучное пламя. Оно расступилось, и навстречу мне ударил свет…

…Свет, дотла выжигающий душу и память, но не дающий тепла.

– Молодец, Анатоль. Вы неплохо поработали.

Рогатая голова Вендерса покачивалась над канцелярским столом, как уродливый торшер.

– Конечно, жаль, что вам не удалось заполучить одного из них. Но ничего, ничего, – шеф с недолжной суетливостью потер руки, – мы напишем петицию, они обязаны переправить нам половину. Они не вправе хранить у себя такое.

Я молчал. Шеф поднял голову от моего отчета и озабоченно вгляделся в мое лицо:

– Что-то вы не кажетесь мне довольным. В чем дело?

Я кивнул на отчет:

– Зачем нам это?

Вендерс даже привстал. Козлиная бороденка его изумленно встопорщилась.

– Как зачем, Анатоль? Как зачем? И это говорит человек, претендующий в будущем на мое место? Нет, не опускайте скромно глазки – претендующий, еще как. Неужели вы не понимаете? Все наши заботы, все наши труды, все хлопоты, – он обвел рукой кабинет и указал дальше, за окно, где привычно полыхало багровым, – вся эта огромная машина и у нас, и у них наверху – на чем она зиждется? Что придает ей силу, что вращает колеса? Да вы понимаете, что без свидетельства бытия Божия все это ноль, бесполезная функция, копошение червей – а свидетельств таких единицы…

Рогатая тень карабкалась по стене. Я вспомнил свой шок при первой встрече с шефом. Заметив мой ошалелый взгляд, он усмехнулся тогда: что, не нравится, мальчик? Тебе до такого еще служить и служить. И вот я почти дослужился. И я пойду дальше, глубже, потому что дорога здесь только одна. Интересно, что я сумею разглядеть оттуда, из подземных камор, скрытых пластами базальта от малейших проблесков света?

Я взглянул на низкий потолок кабинета, и мне почудились – или я и вправду увидел – тысячи и тысячи миров, мириады существ, суетящихся, живущих, работающих и гибнущих для единственной цели – чтобы в доме за белым забором дотлевал в инвалидном кресле Грашко Йововиц и еще, может быть, пара-тройка таких же несчастных: Жанна из Арка с обгоревшими волосами, бродяга Моисей, ослепший от жара неопалимой купины… Мне стало нехорошо.

– Ох, не нравитесь вы мне, Анатоль. Давайте-ка я выпишу вам отпускные, пройдете лечение…

Я едва не ответил ему, что хочу уволиться, но вовремя вспомнил, что у нас не увольняются. Только поездка в санаторий, девочки, выпивка, морские закаты… Только так. Однако прежде мне предстояло кое-что сделать.

Давешний мальчик как будто подрос. Вытянулся, стал более тощим и костистым – теперь я уже не боялся упасть, устраиваясь на узких плечах.

– Все еще за мамку вкалываешь?

– Нет. – Он мотнул головой. – Поехали, что ли?

Я понял, что разговора по душам не будет.

…До вершины горы мы добрались к вечеру, когда закат в тучах потух. Очки мне не понадобились. В сумерках я с легкостью нашел нужное здание. Длинный заводской корпус напоминал тушу выброшенного на берег кита. Внутри равномерно ухало и раздавался металлический скрежет. На проходной молодой бес затребовал было мой пропуск, но, приглядевшись, угодливо поклонился. Я заглянул в цех. Ряды гигантских станков уходили в бесконечность. Под потолком скользили краны, в их клювах поблескивали детали механизмов. Подбежавший ко мне бригадир быстро подозвал нужного человека.

– Вас зовут Мария Сваровски?

Женщина с огромными сухими глазами кивнула. У нее были непропорционально большие, мужские кисти и широкий лоб, и она была очень похожа на своего младшего сына.

– Мария, можете подавать документы на обжалование. Я возьмусь за ваше дело. Все уже оплачено. А пока я хочу передать вам…

Я протянул Марии листок фотобумаги. Фотография вышла не слишком удачной – я снимал на мобильник, – и все же на ней отчетливо были видны бледное лицо и упрямые черные кудряшки. Сваровски-младший пристально смотрел в объектив и улыбался.

День начинался как обычно. Частный детектив И сидел на Трубе и чистил ногти перочинным ножиком. Слева от И стояла початая бутылка кукурузного виски, справа – полупустой стакан. Впрочем, стакан вполне можно было назвать и полуполным. А бы наверняка так и назвал, но А упал, и с того дня и навсегда стакан оставался полупуст. И отложил ножик, отхлебнул из полупустого стакана и уставился вниз, где под незримым колпаком силового поля расстилался постиндустриальный пейзаж.