Натан Темень - Главный приз

Лечащий врач недавно ушёл, и в палате стояла тишина. Подмигивал зелёный огонёк прибора у кровати, поблёскивала в свете заходящего солнца, пробившегося сквозь неплотно закрытые жалюзи, трубка капельницы.

Служащая отдела гигиены, а попросту уборщица, Ларочка, вошла и прикрыла за собой дверь. Ларочка поставила на пол набор «Всё для гигиены», на деле представлявший собой пластиковый контейнер с флаконами и креплением для швабры, и посмотрела в окно. Багровый диск солнца уже коснулся верхушек домов на городской окраине. Пациент тихо дышал, мерно подмигивал огонёк в приборе.

Ларочка взяла флакон с чистящим средством и отлила немного в ёмкость для воды. Потом ей пришлось встать на колени и заползти под кровать. Крышечки флаконов были её проклятием, и всегда норовили укатиться как можно дальше.

— Где же она… — сказали прямо над ней, и Ларочка застыла с крышечкой в руке. Она не услышала, как открылась дверь. Возле кровати топтались ноги лечащего врача Игорь Палыча. Его растоптанные, сношенные до прозрачности кроссовки знала вся больница.

Туфли потоптались возле неё, и двинулись к капельнице. Зашуршало, в капельнице тихо булькнуло. Потом что-то звякнуло, врач тихо выругался, а Ларочка, собравшаяся уже вылезти из-под кровати, застыла на месте. Потому что этот человек не мог быть Игорь Палычем.

Вся больница знала, что Игорь Палыч никогда, никогда не ругается. Тем более такими словами. Это знали все. Врач принадлежал к какой-то редкой вере, которая запрещала много разных вещей. Сослуживцы жалели коллегу, частенько крутили пальцем у виска, а начальство смотрело на странного сотрудника с юмором. Потому что Игорь Палыч был настоящий профессионал и всегда горел на работе.

— Ну вот и баиньки, — сказал человек, притворившийся врачом. Качнулась пластиковая трубка, прошелестели по полу кроссовки, и чужие ноги подступили вплотную к изголовью кровати. Где лежал и тихо спал дядя Костя.

Дядя Костя давно не буянил, не рвался залезть под диван или зарыться в цветочный горшок. Теперь он всё время молча лежал, уставившись невидящими глазами в потолок, если не спал.

Ларочка вытянула шею и осторожно выглянула из-под кровати. Она увидела зелёный комбинезон врача, чужие руки, протянутые к капельнице. А дядя Костя неожиданно сказал совершенно нормальным голосом:

— Витёк, ты, что ли?

Ларочка вскочила на ноги. За это короткое время случились три вещи: ладонь мнимого врача дёрнулась вниз, к пациенту; рука больного метнулась навстречу; человек в зелёном комбинезоне согнулся и застыл над изголовьем кровати.

А потом дядя Костя откинул одеяло и сел. Он поднялся на ноги, а мнимый врач так и стоял, согнувшись. Тогда дядя Костя легонько толкнул его ладонью, и тот медленно повалился на одеяло.

Ларочка подошла ближе, и увидела незнакомого человека. Тот, скорчившись, лежал на кровати, и зажимал рукой левый глаз. Другой был закрыт и обильно сочился слезами.

— Чего стоишь, девка, помогай. — Константин принялся стаскивать зелёный комбинезон с незнакомца.

— Дядя Костя, чего это он?

Константин принялся надевать на себя реквизированный комбинезон.

— Ну, Витёк, ну, удружил, — пробормотал он под нос, затягивая лямки. — Уж так удружил, век не забуду.

Лже-доктор, названный Витьком, шевельнулся и просипел что-то невнятное. Константин нагнулся над ним и прижал пальцы к его шее. Витёк затих. Ларочка испуганно пискнула, и Константин сказал:

— Не бойся, не насмерть. Хотя надо бы за грехи его прошлые.

— Дядя Костя, если ты муж моей тётки Кати, это не значит, что тут можно людей убивать! — возмутилась Ларочка.

Константин опять уселся на кровать, и принялся натягивать на ноги кроссовки, снятые с Витька.

— Дурёха, — сказал спокойно. — Это не я его, а он меня убивать сюда пришёл. Соображать надо. У тебя что, голова или тыква?

— Это у тебя теперь не голова, а тыква, — с достоинством ответила Ларочка, обидевшись на дядьку. — Это не я в горшки с цветами вчера закапывалась.

— И ты бы зарылась, если бы такое повидала, — Константин поднялся с кровати, потопал обутыми в кроссовки ногами. — Не стой столбом.

Вместе они обрядили обездвиженного Витька в больничную пижаму, повернули лицом к стене и прикрыли одеялом.

— Вот и баиньки, Витёк, — ухмыльнувшись, сказал на прощанье Константин. Они вышли из палаты. Впереди шагала Ларочка, держа перед собой швабру и набор чистящих средств «Всё для гигиены».

***

Следователь повертел на экране составленный по описанию мальчишки портрет предполагаемого маньяка. Повернул в фас, профиль.

— Я ехала домо-о-ой, — пропел дребезжащим тенорком, — душа была полна…

— А чем полна душа у тебя, а? — спросил, обращаясь к портрету. — Эх, ты.

— К вам везут свидетеля, — бодро доложила Леночка. — Можно, я кофе пить пойду?

— Иди, иди, — пробормотал Филинов, погружаясь в список вещей Кисина.

Он знал, что время обеденное, полицейские тоже люди, и раньше чем через час он свидетеля не увидит.

Теперь список был не просто полный, он был исчерпывающий. Филинов узнал, что охранник Кисин имеет привычку стряхивать на куртку крошки от съеденных бутербродов с сыром и ветчиной. И что бутерброды он чаще всего запивает кофе с молоком, а реже кофе с мороженым. И в карманах он носит всякую мелочь, в том числе обёртки от жевательных конфет.

Следователь скользнул взглядом дальше, потом остановился, вернулся назад по списку, и уставился на пункт под номером 133. «Фрагмент листа растения. Размер фрагмента… Растение в каталоге не значится».

Следователь улыбнулся. Он вспомнил вкус кофе из маленькой кофейни на углу. И госпожу Снайгер, аккуратно разворачивающую пальчиками салфетку. Нет в каталоге? Зато у него, Филинова, есть знакомый специалист по ботанике. Он провёл руками по рубашке, стыдливо вспоминая крошки от бутербродов, поправил сбившийся галстук, и принялся набирать знакомый код.

***

— Хорошо. Вечером на том же месте. — Филинов вспомнил, что можно присесть на стул, и сел. Обед закончился, но голода он так и не ощутил.

— К вам привезли свидетеля, водителя той машины, хотите кофе? — единым духом выговорила добрая после обеда Леночка.

— Да. Да. — Отозвался Филинов, ещё прокручивая в голове разговор с госпожой Снайгер.

Ввели свидетеля. Тот помялся у двери, сжимая в руках кепку. Осторожно уселся на предложенный стул. Посмотрел на полицейского.

Филинов задал дежурные вопросы, одновременно составляя портрет в свою картотеку: пожилой мужчина, возможно, бывший военный. Глаза умные, белки глаз слегка желтоватые, лицо в склеротических жилках. Держится с достоинством, но чего-то боится.

Следователь знал, что боязнь ещё ни о чём не говорит. Ему приходилось видеть на этом стуле дрожащих как лист людей, чистых, как стёклышко.