Виталий Бабенко - Перпендикулярный мир

— Долой, долой, долой! — вопили дети.

Удалов пошел сзади, размышляя над словами детей.

Дети вышли на площадь. На знакомую площадь, что ограничена с одной стороны торговыми рядами, с другой — Городским Домом. Там должен возвышаться памятник землепроходцам, что уходили с незапамятных времен из Великого Гусляра, дабы открывать Чукотку, Камчатку и Калифорнию. Удалова ждало потрясение. Коллективного портрета землепроходцев, сгрудившихся на носу стилизованной ладьи, не было. Остался только постамент в виде этой самой ладьи. Из нее вырастали громадные бетонные ноги в брюках. Ноги сходились на высоте трехэтажного дома. Дальше монумент еще не был возведен — наверху суетились бетонщики.

Площадь вокруг монумента была перекопана. Бульдозеры разравнивали землю, экскаваторы рыли траншеи, множество людей внедряло саженцы в подготовленные ямы. Школьников, что с песней вошли на площадь, погнали в сторону, где создавались клумбы.

На балконе Гордома сгрудился духовой оркестр и оглашал окрестности веселыми маршевыми звуками.

Удалов стоял, как прикованный, и лихорадочно рассуждал, кто из великих людей проживал в Гусляре или хотя бы бывал здесь проездом? Пушкин? А может, Ломоносов на пути из Холмогор? Но зачем ради них свергать землепроходцев?

Тут Удалов узнал бульдозериста. Это был Эдик из его ремстройконторы. Бульдозерист Эдик тоже узнал своего начальника:

— Корнелий Иваныч, что не в спецбуфете?

Он-то, во всяком случае, на Удалова не сердился.

— Расхотелось, — сказал Удалов. — Как дела продвигаются?

— С опережением, — ответил бульдозерист. — Взятые обязательства перевыполним! Сделаем монумент на три метра выше проекта!

— Сделаем, — согласился Удалов. Какой бы еще задать наводящий вопрос?

— Внушительно получилось, правда? — спросил он.

— Вам лучше знать, Корнелий Иванович, — ответил Эдик.

— Крупная личность. Большой ученый.

— Это вам виднее.

Значит, не ученый. Либо писатель, либо политический деятель.

— А когда он умер, не помнишь? — спросил Удалов, показывая на памятник.

Взгляд бульдозериста был дикий. Видно, Удалов сморозил глупость. И дата смерти человека, нижняя половина которого уже стояла на площади, известна каждому ребенку.

— Нет, ты не думай, — поспешил Удалов исправить положение. — Я знаю, конечно, когда он умер. Просто тебя проверить хотел.

— Проверить? — сказал без улыбки Эдик. — Если бы не очередь на квартиру, я бы иначе с тобой поговорил.

— Все! — закричал Удалов. — Ухожу. Я пошутил.

Удалов обогнул пьедестал и увидел, что там лежат отдельно громадная бетонная рука с зажатым в ней портфелем, другая рука с раскрытыми пальцами, куски бюста, но главное, под большим брезентом — голова. Шар в рост человека.

Ноги сами понесли Удалова посмотреть на голову. Он приподнял край тяжелого брезента, но увидел только ухо. И в этот момент сзади раздался пронзительный свист — к нему бежал милиционер.

Удалов понял: дело плохо. И кинулся бежать с площади.

Но далеко не убежал. С другой стороны уже ехала скорая помощь. Она затормозила у раскопанной траншеи, оттуда выскочили санитары с носилками и также кинулись к Удалову. Удалов как заяц метался по полю, но кольцо преследователей все сужалось. Его бы поймали, но воздух внезапно потемнел, на город наползла черная туча.

— Красная игрушка! — раздались крики в толпе. — Красная игрушка!

И люди побежали прочь, ища укрытия, подхватывая по пути детишек.

Удалов остался один посреди площади.

Гроза идет, понял он и, благодаря природу за своевременное вмешательство, поспешил к торговым рядам, чтобы укрыться там. Но далеко отойти не успел. С неба сорвались первые капли влаги. Они были черными, едкими, они жгли лицо и проникали сквозь одежду. К тому времени, когда Удалов добежал до какого-то пустого подъезда, все тело горело от ожогов, а одежда начала расползаться.

«Черт знает что», — рассердился Удалов. Знал бы, никогда не согласился на такое путешествие. Вечно, этот Минц со своими открытиями! Но внутренний голос поправил Удалова: Корнелий, сказал он, тебя никто не заставлял бегать по площадям и задавать вопросы. Прошел бы прямо на Пушкинскую, уже, наверное, возвратился бы домой с формулами в руках. Сам виноват.

Удалов согласился с внутренним голосом.

Кислотный дождь прекратился, но туча еще висела над городом и улицы были пустынными. Удалов побежал домой.

Тротуары были скользкими и черными от зловонной жижи, плащ пришлось скинуть, костюм держался еле-еле, у правого ботинка отклеилась подошва. В таком плачевном виде Удалов влетел в ворота своего дома и сразу нырнул в подъезд.

Вот и родная лестница, вот и привычная дверь.

Удалов нажал на кнопку и услышал знакомый звон, прозвучавший в квартире. Дверь открылась далеко не сразу.

В дверях стояла чем-то знакомая молодая блондинка. Приятной внешности, в цветастом халате, натянувшемся на высокой груди.

— Корнелий! — воскликнула молодая женщина. — Как же ты не уберегся!

Я… понимаете… понимаешь… — Тут Удалов совсем смешался, потому что ожидал встретить совсем другую женщину. Кто она? Почему она здесь? Где Ксюша?

— Тебе лучше не заходить, — сказала молодая женщина, загораживая проход. — Сначала погуляй, обсохни.

— Я с тобой не согласен, — возразил Удалов. У него зуб на зуб не попадал.

— Ладно, только в комнаты не заходи.

Женщина отступила, не скрывая отвращения от запаха и вида Удалова.

— Все здесь сбрасывай, и сразу в ванную!

Перед Удаловым стояла трудная проблема. Ему предлагали раздеться догола, полагая, что он не тот Удалов. Ладно бы предлагала Ксюша — перед Ксюшей, даже чужой, можно было не стесняться. Но с этой… как при ней разденешься?

— Ты что? — спросила молодая женщина. — Оробел что ли, мой орел общипанный?

— Знаешь, — сказал Удалов, — я лучше так в ванную пройду. Там и разденусь.

— Чтобы всю ванную провонял? У меня там импортные шампуни.

Удалов, возя ногой по ноге, стянул с себя распадающиеся ботинки; с ними сошли и носки. Потом все же двинулся к ванной.

— Стой! — Молодая женщина загородила руками проход. — Убью!

Халат ее распахнулся, обнаружив кружевное нижнее белье, и это совсем не смутило красотку.

И тогда Удалов, понимая, что выхода нет, начал стаскивать с себя остатки костюма, делая это очень медленно, оттягивая время, в надежде, что другой Удалов придет и освободит его от позорного действия, опасаясь, однако, что другой Удалов может его неправильно понять.

— Ты чего домой пришел? — спросила тем временем красотка.

— Я… я обедать пришел, — вспомнил Удалов.

— Домой? Ты же к спецбуфету прикреплен. Откуда у меня для тебя обед?

Костюм упал на пол, Удалов остался в трусах и майке — хорошо, что они не расползлись от кислотного дождя. Но были ветхими, ненадежными. Приходилось поддерживать трусы руками.