Олег Дивов - Модноверие [Антология]

— Вы где остановились? Я у бабки Лукиничны из девятого дома, — сказал Максим.

— Тогда мы почти соседи, — усмехнулся Михаил. — Я — у Дмитриевны из одиннадцатого.

— Тут, похоже, только бабки и деды и живут, — вздохнул Максим. — Жуткое место, с тоски можно удавиться!

— Разве? — пожал плечами Преображенский. — Деревня как деревня.

— Ага, другие не лучше, — согласно закивал эмчеэсовец. — Я бы долго в таком месте жить точно не смог: зимой из дома носа не высунуть, потому что дверь снегом завалена, летом круглыми сутками в огороде копаешься, чтобы зимой было, что есть, — бр-р-р!

Михаил промычал что-то неопределенное — спорить с новым знакомым ему не хотелось, но и согласиться с ним он не мог. Ему ветхие жилища явленцев с каждой минутой казались все более привлекательными.

— Мне сюда! — Максим кивнул на калитку с прибитым к ней жестяным кружком, на котором с трудом различалась нарисованная краской и наполовину облупившаяся девятка. Михаил кивнул и, ускорив шаг, двинулся дальше.

Хозяйка, согласившаяся приютить его у себя на время расследования за весьма скромную плату, встретила равнодушным взглядом, указала на тарелку с вареной картошкой на столе и, усевшись в углу, принялась вязать, тихо щелкая длинными спицами. За окнами к тому времени совсем стемнело, и тесную комнату освещала только тусклая керосинка. Михаил поел с аппетитом — в Москве натуральный картофель был ему не по карману, поблагодарил хозяйку за ужин и уже собрался порасспрашивать ее о происшествии с депутатом, но она вдруг отложила свое вязание и подошла к стоящему в другом углу огромному сундуку.

— Я вам на полу постелю, а то больше спать негде, — сказала она, доставая из сундука старый, во многих местах зашитый матрас и яркое лоскутное одеяло.

— А вы уже ложитесь? — уточнил Михаил.

— Конечно, а что же, до утра сидеть? Керосин экономить надо! — отозвалась Дмитриевна, разворачивая матрас на полу.

Несколько минут спустя москвич ворочался на жестком матрасе, с ужасом думая, что со своей привычкой засыпать после часа ночи, долго не сможет угомониться и здесь. Можно было, конечно, достать суперфон, побродить по сети, пообщаться с друзьями, послушать книгу или погрузиться в фильм, но он опасался, что это вызовет недовольство хозяйки. Некоторое время инспектор действительно валялся без сна, слушая, как бабка кряхтит на своей кровати за ширмой, но потом, утомленный долгой ездой и чистым воздухом, все-таки отключился от реальности.

Проснулся Михаил тоже рано — хозяйка встала с рассветом и принялась топать и греметь посудой. Некоторое время следователь пытался дремать, не обращая на шум внимания, но, в конце концов, понял, что уснуть ему больше не удастся, и вылез из-под одеяла.

Первая половина дня прошла в нудных и однообразных опросах свидетелей. Их ответы почти не отличались друг от друга: все жители Явленки ругали «проклятых городских», жаловались, что те своими пикниками и праздниками на озере мешают им спокойно жить, и уверяли, что никого из них не было на берегу, когда тонул Муромцев. Никого не интересовали пьяные купания незваных гостей, все сидели по домам или работали на огородах и о несчастном случае узнали, когда все уже было кончено. Примерно то же самое они рассказывали и о других погибших в озере отдыхающих.

Подходя к очередному ничем не примечательному дому, Михаил услышал громкие недовольные голоса двух о чем-то споривших людей. Инспектор приблизился и узнал в одном из ругающихся голосов звучный баритон своего вчерашнего знакомого Максима.

— Плевал я на вашего Кондрата, и на все ваши глупости, и на всю вашу красоту!!! — Спасатель явно был в ярости, и Преображенский, заинтересовавшись спором, торопливо подошел к калитке. Максим стоял во дворе, перед покосившимся крыльцом и, отчаянно жестикулируя, кричал на замершую на нижней ступеньке хозяйку дома — сгорбленную старуху, напоминавшую Бабу-ягу. Хотя вид у нее был не злой — на разошедшегося эмчеэсовца она смотрела спокойно и как будто бы с сочувствием.

— Не дадим вам устроить у нас такую же свалку, как в других деревнях, до которых вы уже добрались! — ответила она еще более громким визгливым голосом. — Наше озеро и наш лес вы не загадите.

— Да что же вы совсем меня услышать не хотите?! — снова вспыхнул Максим. — Никто не собирается у вас тут мусорить и портить вашу драгоценную природу, никто не будет трогать вашу лужу! Я говорю только о том, чтобы построить на ее берегу спасательную станцию, понимаете вы или нет?! Только один маленький домик, и настил над водой, и несколько лодок! Никакой грязи от этого не будет, а будет только польза вам же самим! И тем, кто к вам в гости приезжает — они тонуть перестанут!!!

— Мы к себе в гости никого не звали, — отозвалась старуха. — Не нравится наше озеро — не нужно в нем купаться.

— Но вы же понимаете, что люди все равно будут сюда ездить и купаться!

— Не захотят тонуть — не будут. А захотят — как мы можем им в этом помешать?

— Помешаем, если на пляже будет спасательная станция!

Старуха посмотрела на Максима, как на полного идиота и горестно вздохнула.

— Кондрат огласит… Не позволит вам озеро поганить, — сказала она неожиданно тихо и, спустившись с крыльца, медленно, сильно прихрамывая, заковыляла к калитке, вопросительно глядя на Михаила.

— Здравствуйте! Я хочу задать вам несколько вопросов… — начал дознаватель извечную первую фразу в разговоре со свидетелями, протягивая через забор удостоверение.

Максим подошел к калитке, кивнул Преображенскому и вышел со двора. Михаил тоже быстро кивнул в ответ и подошел к старой деревенской жительнице. Она смотрела на него недовольно, но тоже без злости — ей, как ему показалось, просто хотелось поскорее отделаться от всех незваных гостей.

Разговор с ней и правда не занял много времени. Ответы были все те же, что Михаил уже слышал от других местных обитателей. Выключив диктофон и поблагодарив угрюмую старуху, Преображенский снова вышел на главную улицу Явленки, представлявшую собой раздолбанную пыльную дорогу, где снова услышал зычный голос Максима. Теперь он доносился из соседнего двора, где Михаил уже был. Следователь прошел мимо забора, за которым спасатель так же тщетно объяснял пожилой паре необходимость создания лодочной станции, и собрался уже свернуть к другому ряду домов, где жили еще не опрошенные им явленцы, когда Максим внезапно выскочил со двора, яростно захлопнув за собой калитку. Ветхий забор, построенный не одно десятилетие назад, не выдержал такого жестокого обращения и вместе с калиткой с треском завалился набок. Хозяева дома испуганно ахнули.

— Черт, — буркнул себе под нос спасатель. Вид у него теперь был виноватый, но не особо удивленный, и Михаилу пришло в голову, что тот уже не первый раз случайно что-то ломает, не рассчитав силы.