Клиффорд Саймак - Город. Сборник рассказов и повестей

Так с тех пор и пошло.

Отправиться на Кимон по личному желанию было невозможно; чтобы туда попасть, требовались везение и тяжелый труд.

До требуемого айкью, коэффициента интеллекта, не дотягивало девяносто девять процентов населения Земли. Если же человеку все-таки удавалось пройти фильтр, начинались годы и годы тяжелейших занятий. В финале надлежало сдать экзамен, и на этом этапе отсеивалась бо́льшая часть верхнего процента. Статистика показывала, что экзамен успешно преодолевал примерно один из тысячи высокоинтеллектуальных.

Год за годом на Кимон тек тонюсенький ручеек самых способных, самых талантливых. Они устраивались там – и потом в письмах домой рассказывали о своем процветании.

Из тех, кто уехал, желающих вернуться не нашлось.

Однако за все годы отбора сумма представлений землян о Кимоне и его обитателях так и оставалась близкой к нулю. Источник информации был, как и прежде, один: письма, каждую неделю с завидным постоянством падающие на стол начальника Всемирной почтовой службы в Лондоне.

В письмах перечислялись зарплаты и гонорары, в сотни раз превышающие земные. А сколько там было восторгов касательно деловых возможностей, изумительной кимонской культуры и самих кимонцев! Только вот хоть какую-нибудь конкретную деталь про культуру и обитателей планеты авторы писем упомянуть забывали.

Вероятно, адресаты были не в претензии, ведь почти каждое письмо содержало пачку хрустящих новеньких банкнот. Совершенно законных – тонны урана, горы алмазов и слитки золота продолжали сыпаться на стол президента Всемирного банка.

Теперь каждая семья стремилась отправить на Кимон хотя бы одного своего члена, что обеспечило бы высокий престиж – а еще надежный доход оставшимся на Земле родственникам.

Естественно, при таком положении дел легенды о Кимоне множились. Заметная доля там изложенного была, конечно, просто фантазиями. Однако даже людям трезвым, не склонным слушать сказки, было совершенно ясно: Кимон может дать куда больше, нежели золото и алмазы. Ведь культура этой далекой планеты намного обогнала земную, а тамошние обитатели – ценой тяжких тренировок или от природы – все как на подбор обладают парапсихическими способностями. Кимон обладает технологиями, способными привести к перевороту в промышленности. А системы связи! А наука, а философские воззрения! Освоить бы все это – и можно только представить, какой скачок совершит человечество.

Мифы ширились; каждый интерпретировал их сообразно своим представлениям и строю мыслей; они ширились и ширились, и ширились…

Поскольку приглашение обменяться дипломатами все еще не поступало, земные чиновники смиренно ждали – и старались заслать на Кимон как можно больше народу. Впрочем, только лучших, ведь в конце концов даже самые махровые бюрократы поняли, что остальным путь заказан.

Почему вообще кимонцы пускают к себе землян, оставалось загадкой, ответ на которую еще предстояло найти. Не вызывало сомнений, что Земля – единственная планета в Галактике, удостоившаяся подобной чести. Конечно, и те и другие были гуманоидами – единственными в исследованном космосе. Собственного успокоения ради Земля предположила: раз две планеты идут примерно одинаковым эволюционным путем (разумеется, Земля сильно отстает), то ничего странного и нет.

И Кимон оставался галактическим Эльдорадо: вожделенной волшебной землей, планетой-грезой, страной у подножия радуги.

Селден Бишоп переминался с ноги на ногу посреди горы собственных саквояжей. Катер высадил его в каком-то парке: на Кимоне не было космопортов, как и многого-многого другого.

Он тоскливо провожал взглядом улетающий катер. Сейчас тот выйдет на орбиту, пристыкуется к лайнеру – и все.

Катер скрылся из глаз; Бишоп присел на чемодан и приготовился к ожиданию.

Парк был похож на земной, только если судить в общем. Каждая отдельно взятая деталь имела еле уловимое отличие, не позволявшее забыть: это чужая планета. Слишком гибкие стволы у деревьев, слишком яркие лепестки у цветов, трава на оттенок иная. Птицы – если это птицы – напоминают скорее своих предков-рептилий: перья расположены не по-земному, да и цвет оперения какой-то странный. Ветерок несет непривычные ароматы, а для цвета окружающих предметов Бишоп и названия подобрать не смог.

Сидя посреди парка на чемодане, он старался пробудить в себе энтузиазм: отбивал пальцами бодренький мотив, даже насвистывал. Ведь свершилось! Наконец свершилось! Он на Кимоне!.. Однако самым сильным испытываемым им сейчас чувством была радость, что двадцатку удалось сохранить в неприкосновенности.

Наличные очень нужны, надо продержаться во время поиска работы. Однако, успокаивал он себя, ждать долго не придется. Конечно, первое же предложенное место он хватать не будет; осмотрится немного и выберет подходящее. А это займет какое-то время.

Раздумывая об этом, Селден жалел, что денег так мало. Двадцать кредитов! Надо было подсократить расходы, – но тогда пришлось бы покупать чемоданы не такого высокого качества, брать готовые костюмы вместо пошитых портным и так далее. Сейчас он производит самое лучшее впечатление – а денег на хорошее впечатление не жаль.

Возможно, стоило взять в долг у Морли. Тот одолжил бы любую сумму, вернуть можно было бы с зарплаты. Но Бишоп не хотел просить: ведь чтобы просить – в этом-то он сейчас мог признаться, – пришлось бы отойти от своей новоприобретенной респектабельности заслужившего Кимон человека. Показывать свою сладость никак нельзя; все смотрят на ему подобных снизу вверх. Все – даже Морли.

Он вспомнил их последнюю встречу. Интересно, чего в ней было больше: дружеского участия или служебного интереса?

Морли пошел по дипломатической линии. Он уже сделал неплохую карьеру и имел блестящие перспективы на будущее. Дипломат до мозга костей – с отличной хваткой, если верить ветеранам департамента. Поговаривали, что в Секторе девятнадцать его мнение по экономическим и политическим вопросам значит больше, чем мнение остальной молодежи. Аккуратные подстриженные усики и гладко причесанные волосы придавали ему честный открытый вид.

Они сидели в берлоге у Морли; все было уютно и по-дружески. А потом Морли встал и принялся мерить шагами комнату – как запертая пантера.

– Мы давние друзья, столько соли съели вместе…

Они улыбнулись друг другу и вспомнили съеденную вместе соль.

– Когда я узнал, что ты летишь на Кимон, – продолжил Морли, – я, само собой, страшно обрадовался. Я всегда радуюсь, если что-то развивается правильно. Однако для радости у меня была еще одна причина. Я сказал себе: вот наконец человек, которому по силам выяснить то, что нам нужно.