Олаф Степлдон - Пламя [сборник]

«И что это на меня нашло? Почему я чувствую себя обязанным писать это проклятое дурацкое письмо? Эти молодые коммуняки должны получить то, чего заслуживают. И вообще это не мое дело, а будь моим, я бы наказал их кнутом, а то, если бы достало смелости, и вовсе бы вздернул. Рабочие должны знать свое место.

Однако ж это все, что я могу сделать, чтобы этим письмом не выставить себя полным глупцом и не бросить на ветер все создававшееся годами, власть и положение в городе. Все дело в сентиментальности, отравляющей с детства, пропитывающей душу и расслабляющей нервы. И чему они только поклоняются в этой Часовне! А я, придурок, им еще и помогаю, Их мерзкая рабская религия пробралась в мою кровь. К черту ее! Я знаю, что родился господином, а не рабом. И однако же я — раб рабов. Телом и душой я — в цепях, свободна лишь моя правая рука. Да будь она проклята, их отравляющая нравственность! У меня есть своя собственная, воля господина, живущего во мне. Но я позволил этим рабским умам обвести меня вокруг пальца. Их ханжество не сковывает меня боле. Я сильный человек, рожденный вести за собой сильных людей и использовать рабов так, как мне это вздумается. Они будут обливаться потом и страдать ради меня, меня, властителя дум. Бог есть не любовь, но сила; он не великодушный, но жестокий. Рабы будут работать у меня до тех пор, пока не упадут замертво, работать во славу жестокого Бога. Он сильный и кровожадный, и страдания рабов есть дыхание его жизни. Рабов и женщин. Почему я всегда сторонился женщин чувствуя тошнотворную ответственность перед ними? Милдред! Она желает обладать мною, но я хочу обладать ею, и, клянусь Богом, заполучу ее — и не на ее условиях. Заполучу для неистовой любви и сладкой пытки. А когда она будет сломлена, заполучу и других. К чему эти угрызения совести, эта пристыженность? Я буду жить так, как мне велит моя дерзкая мужественность. Я буду жить вечно. Найду способ. Я знаю, что я — правая рука Бога. Бог и я есть единое целое. И когда я пробужусь окончательно, я, конечно, снова стану Богом, таким, каким был до того, как меня схватили рабы. Потом я разделаюсь с ними, как с мухами, и буду смеяться».

После этого текст стал столь резким и возмутительным, что сэр Джеймс не выдержал. Левой рукой он выхватил карандаш, тогда как рука правая вцепилась в левую, расцарапывая ее до крови. Внезапная боль, похоже, подействовала и на саму правую руку, так как она вяло упала на стол.

Разум сэра Джеймса, казалось, тоже парализовало. Он сидел, глядя, словно завороженный кролик, на свою правую руку. Когда же он наконец пришел в себя, то решил, что вечером обязательно позвонит врачу. Но сначала нужно помолиться, так как над ним явно поработал Сатана. Он прикрыл лицо левой рукой, и вскоре к ней покорно присоединилась рука правая. Он попросил Бога своей церкви освободить его от этого проклятия, пообещав, что впредь будет жить в безупречной набожности. Чем больше он молился, тем явственнее ощущал, что обращение за медицинской помощью станет признанием поражения, духовной испорченности. Нет, он должен победить захватчика сам, без другой помощи, кроме помощи Господа Бога.

На следующее утро, конечно, рука вела себя совершенно нормально. Жизнь шла, как и обычно, и он позволил себе поверить, что все будет в порядке. Но присутствие мисс Смит будоражило, навевая отвратительные фантазии. Диктовка сделалась бессвязной, и она заметила, что его что-то терзает. В конце концов сэр Джеймс уронил голову на руки и произнес:

— О Боже, что же мне делать?

В мгновенном порыве она подошла и наклонилась к нему, положив руку на плечо.

— Расскажите, в чем дело. Расскажите мне все. Я действительно хочу вам помочь. Нет смысла притворяться, что я не люблю вас, потому что вы знаете: люблю, люблю всей душой.

И тут он неблагоразумно поднял правую руку и сжал ею ту, что лежала на его плече. Мятежная рука тотчас же пробудилась для самостоятельного действия и вцепилась в изящную женскую ручку. Он вскочил, задев мимоходом женщину, и попытался отступить, но его правая рука, вцепившаяся в жертву столь свирепо, что та закричала, потянула ее за ним. Тщетно она пыталась высвободиться, пока правая рука перемалывала кости ее пальцев и ладони в своем своевольном, безжалостном пожатии. Тщетно своей левой рукой пытался высвободить пленницу сэр Джеймс. Затем, вспомнив об эффекте боли, он протянул свободную руку к столу, схватил карандаш и несколько раз вонзил его в тыльную сторону правой руки. Сам он ничего не почувствовал, но рука упала, парализованная.

Мисс Смит стояла, растирая раздавленную ладонь. Слезы физической боли и психического стресса стояли в ее глазах, и вид ее вызвал у него прилив нежности. Внезапно она стала для него живым человеком. Он увидел ее как нечто гораздо более прекрасное, чем он сам, как живую душу, страдающую из-за него. Ему безумно захотелось обнять и утешить ее, быть с нею всегда.

— Дорогая моя, — сказал он, но на этом слова его иссякли, так как этот внезапный приступ благородных чувств показался ему лишь новой уловкой той дьявольской силы, что терзала его, уловкой, целью которой было скомпрометировать его через нее. Нежность быстро сменилась страхом и даже отвращением. Она была вечной искусительницей, орудием Сатаны. Дай он волю сентиментальности, его могли бы обманом даже заманить под венец. А желанием жениться он не горел. Он давным-давно посвятил себя гораздо более величественной цели, нежели семейное счастье. Он думал о себе как о неком христианском рыцаре, состоящем на службе у Церкви, или, скорее, свадебной часовни. Нет, он определенно не должен попасть в ловушку. У него слишком много важной работы в городе, а если когда-нибудь он и соберется жениться, то подойдет к выбору супруги со всей тщательностью. Милдред Смит — всего лишь секретарша, а стало быть неподходящая пара для посвященного в рыцари олдермена.

— Мисс Смит, — сказал он, внезапно переходя от теплого тона к формальному, — вам лучше уйти. Мне очень жаль, что вам пришлось пережить этот болезненный опыт. Я целиком и полностью виноват в том, что задержал вас, но это потому, что ценил ваши услуги очень высоко. Теперь, однако, я должен с большим сожалением прекратить ваши отношения с фирмой.

— Но я не могу уйти вот так, — прервала его женщина. — Я должна помочь вам пройти через эту ужасную неприятность. Я должна…

Он не дал ей закончить, отрезав:

— Со мной все будет в порядке. Прошу вас, уйдите. Вам еще месяц будет выплачиваться жалование, пока вы не подыщите себе новое место, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам.

— Очень хорошо! — довольно холодно бросила она и направилась к двери.

— Я буду глубоко признателен, — поспешно добавил он, — если вы позволите мне лично, в знак благодарности за все то, что вы сделали, выплачивать вам ежегодную ренту в размере пятидесяти фунтов; конечно, при условии, что вы нигде не станете распространяться о происшедшем здесь досадном инциденте.