Андрей Лазарчук - Стеклянный меч

Тропка вверх была короткая, ступенчатая. Буквально ступенек десять…

Я оказался на небольшой плоской площадке, более или менее обустроенной: с неё повыковыривали большие камни, ими обнесли площадку по периметру, а на середину натаскали земли, выровняли и утрамбовали. С боков вскопаны и огорожены были то ли грядки, то ли клумбы, на них зеленело что-то полувтоптанное. Валялись изодранное тряпьё, растоптанный латунный чайник, ложки, какая-то тележка без колеса… Вход в пещеру обрамляли более светлые, чем под ногами, камни – а ее внутренность заполнял чуть подсвеченный изнутри дым; он поднимался чуть вверх, там его перехватывал ветерок, нагибал книзу – и дальше дым растекался и тёк между камнями.

К смраду я, наверное, уже притерпелся…

Спустившись на тропу к ожидавшим меня, я с трудом сказал: «Никого». Чак кивнул. Шило промолчал. Мы двинулись дальше.

Потом Шило сказал:

– Глаза берегите.

И тут вспыхнуло небо. Светлые и тёмные полосы почти мгновенно превратились в багрово-пламенные и почти чёрные, скрученные в жгуты и вращающиеся – как вдоль, продолжая закручиваться, так и вокруг центра неба… Я был, пожалуй, готов, Рыба рассказала и описала это явление подробно… и всё равно – пробрало!..

Всё, только что равномерно серо-чёрное, вдруг стало многоцветным, нервным, слишком объёмным, слишком выпуклым. Свет и тени не стояли на месте – будто сверху светил прожектор, перед которым беспорядочно двигали красноватое рифлёное стекло.

Я прикрыл лицо рукой. И из-под ладони увидел, что впереди, перед полусгоревшим домом, стоят человек восемь. Стоят неподвижно и как-то деловито.

Шило заметил их одновременно со мной. Дёрнул за рукав – вниз. Я точно так же, только хватом за плечо, передал эту команду Чаку.

Мы опустились на корточки, сразу потеряв неизвестных из виду.

– Кто это? – шёпотом спросил я.

Шило молча вытащил из нагрудного кармана монокуляр, медленно высунулся из-за камня, приложил прибор к глазу, подкрутил. Замер. Смотрел долго. Или мне показалось, что долго…

Потом сел.

– В том-то и дело, что не знаю, – голос его был совсем неживой. – Не наши, это точно…

Я, может, какое-то время размышлял бы, строил планы грядущего сражения, расставлял несуществующие наличные силы… Шило в бойцах можно было не числить из-за общей дохлости, а Чак не взял даже пистолета; но только я собрался отдать ему свою пукалку, как он опустился на четвереньки и стремительно понёсся к чужакам. Миг, и он скрылся среди камней… и это, конечно, была чудовищная, пугающая картина: здоровенный мужик в мешковатом комбинезоне и лохматой козьей куртке несётся, отталкиваясь от земли носками ботинок и кулаками… Ничего не оставалось делать, как раздвигать сошки и загонять первый патрон в патронник. Просто ничего не оставалось другого…

До чужаков, если глазомер мне не врал, было метров сто двадцать – для пулемёта лучше не придумаешь. Но это если на открытом месте. Эти стояли слишком врозь, и я понимал, что сниму двоих, в лучшем случае троих – остальные успеют упасть и будут недоступны. А тогда мне нужно будет с ними сближаться, не зная, кто из них где укрылся, куда отполз – ну и так далее. И тянуть с решением было нельзя, потому что сейчас там появится Чак, и я вообще не смогу стрелять…

Но в это время они что-то увидели выше по склону, стали показывать руками, двое вскочили на валуны, чтобы лучше видеть, а потом все или почти все вскинули винтовки и автоматы и открыли пальбу по чему-то, на что мне некогда было посмотреть, – и тогда я, хорошо приложившись, дал очередь патронов на сорок, ведя стволом справа налево. Возможно, я взял чуть ниже, чем надо, потому что видел, как несколько пуль высекли искры из камней – а когда отпустил спуск, уже никто не стоял и никуда не показывал.

– Бегом, – сказал я Шилу, и мы оба, пригибаясь, понеслись вслед за Чаком.

Может быть, если бы мы не пригибались, а продолжали смотреть, то смогли бы что-нибудь увидеть. А так мы только услышали несколько очень глухих выстрелов и несколько ударов чем-то тяжёлым по камням.

Когда я выскочил на сравнительно открытое пространство, то увидел Чака, стоящего на одном колене – в окружении семерых лежащих. Все они лежали как спицы в колесе – ногами к нему.

– Вон туда убежал, – Чак показал мимо развалин дома. Я оставил ему пулемёт, подхватил лёгкий «барс» одного из убитых – и понёсся в погоню.

Я сразу понял, что догоню: след был по-настоящему кровавый.

Парень, наверное, понял это тоже и решил дать мне бой, устроить засаду. Но сил и соображения у него оставалось мало, так что засаду я сначала услышал – сопение и стоны, – а потом увидел: из-за крупного валуна торчали нога и локоть. Надо сказать, здесь местность отличалась от той, через которую мы пробирались раньше: камней было много меньше, земли больше, местами росла какая-то низкая, но плотная травка. Я мог, конечно, просто пристрелить подранка, но предварительно поговорить имело смысл. Поэтому я стал медленно обходить валун с другой стороны, понял, что тихо там не пройти – каменное крошево и сухой кустарник не позволили бы, – и тогда я просто взобрался на этот валун – он был чуть повыше меня – распластался на замшелой верхушке, чуть продёрнул тело вперёд – и увидел того, кто меня поджидал. Сверху не понять было, в каком он состоянии – может, уже умер; на всякий случай я спрыгнул не на него, а рядом, и уж потом стукнул по затылку локтем – несильно, только чтобы оглушить.

Он сунулся лицом в траву.

Я быстро отцепил ремень автомата и связал ему руки за спиной. Потом перевернул лицом вверх.

Если честно, боялся увидеть знакомую физиономию…

Обошлось. Мужичок лет за тридцать, морда широкая, обветренная, на подбородке довольно свежий шрам.

Пока он был в отключке, я проверил подсумок и карманы, потом – нет ли чего за голенищами. Итог: две ручных гранаты и нож, не считая магазинов к автомату. Ну и сам автомат. Один из магазинов и спас мужичка: отклонил пулю, пустил её кувыркаться вбок. Пуля вспахала шкуру и толстенький слой жира над рёбрами, похоже, пару рёбер сломала – но внутрь грудной клетки не вошла. Наверное, это была одна из отрикошетивших… вдвойне повезло гаду… Я распотрошил его же перевязочный пакет, приложил толстую салфетку к ране, обжал клейкие края.

Потом сказал:

– Вставай, хватит жмуриться.

Он сделал вид, что остаётся в отключке. Хотя когда я его перевязывал, уже реагировал.

Я встал и выстрелил в землю рядом с его ухом. Он тут же сел, закрутил головой:

– Ты что, ты что творишь?…

– Вставай, я сказал. И больше не заставляй меня повторять, ясно?

– Ясно, господин командир, как не ясно-то? Совсем ясно, как белый день…

– Тогда пошёл. По своим следам.