Михаил Анчаров - Теория невероятности (сборник)

— Ха-ха… — сказал Сапожников. — Сначала ведь говорят — невесту?

— Нет. Жену… Решайся сразу, да и дело с концом И Сапожников в отчетливом прозрении вдруг догадался, что это тот случай, когда не надо ни думать, ни гадать, когда чужая воля оказалась мудрей твоей собственной. Нюра его за своего посчитала. Сапожников только хотел было пискнуть насчет того, что надо сначала познакомиться, но не стал этого делать. Догадался, что судьба сама все решила за него.

— А какая она? — спросил Сапожников, хотя уже знал ответ.

— А такая, как я.

Глеб побыл еще несколько минут и ушел.

Перед уходом он спросил Нюру:

— Кто она? Все-таки скажите ему — кто она.

— Сроки исполнятся — узнает.

— А как узнаю? — не удержался Сапожников.

— По голубой ленте.

Глеб был похож на большую рыбу, выкинутую на песок.

— Просто я в своей области хотел быть первым, — сказал Глеб, когда Сапожников провожал его до двери.

— Нет, ты не хотел быть первым. Ты хотел главенствовать. А область не стоит на месте. Она движется. Поэтому у тебя один выход — тормозить ее. А первому тормозить не нужно. Он сам движется вместе со своей областью… У тебя что-нибудь не в порядке, Глеб?

— Нет, — сказал Глеб. — У меня все в порядке… Я сам не в порядке… Устал.

Уходил Глеб. Уходил из жизни Сапожникова.

Этот разговор поразил Сапожникова. Но он не ощущал победы. Потому что он не ощущал радости победы. Сапожников мог ощущать радость победы, только если она была без соперничества.

Это как в настоящем искусстве — победа без соперничества. Оно происходит, и точка. И встает в один ряд с другими… Вся история настоящего искусства стоит на одной полке.

Есть в искусстве понятия — драматический анекдот и композиция.

В анекдоте — один влепил пощечину, другой схватился за щеку. А в композиции главное — кто ударил и кого. Потому что реакция оскорбленного непредсказуема. Может и заплакать, может и захохотать, может и обнять обидчика и утешить его, а может и почесаться или умереть от оскорбления.

В композиции надо разбираться, проникаясь и сопричаствуя, а анекдот удобен, как кресло на колесиках. Конформиста всегда везут, а остальных зовут летать.

Анекдот исходит из заданного ограничения и раскрашивает его. Композиция не терпит ограничения, она сама его для себя вырабатывает. Композиция — эолова арфа, играющая на ветру времени, анекдот — патефон, орущий одну и ту же мелодию при любой погоде, потому что пружина заведена и давит до конца пластинки. Патефоны у любого владельца играют одну и ту же песню, а на вышеуказанной арфе надо играть самому. Анекдот можно вычислить, а для композиции нужно быть композитором. Ремесло вычисляет и композицию, но приходит настоящий и портит вычисления. Анекдот держится на логике поворотов, композиция — на смене ритмов. Анекдот можно вычислить, имея исходные данные, а композиция — это открытие и новых исходных данных и их связей, и потому анекдот начинает с вычисления, композиция ими заканчивает. Анекдот игнорирует хаос, и потому анекдот — это притворство, а композиция считает хаос суммой всех возможностей, то есть богатством, и отыскивает в нем каждый раз новую гармонию. В анекдоте интрига движет сюжетом, в композиции сюжетом движет жизнь, породившая таких героев, а не других. В анекдоте один эпизод есть причина для другого эпизода. В композиции причиной эпизодов является жизнь, их окружающая, а интрига подсобна и, как всегда, беспомощна результате.

Конфликты анекдота — помесь поваренной книги и бухгалтерской, и они уходят, когда блюдо черствеет и переоценивается в грош цену и выеденные яйца. Герои драматического анекдота сведены искусственно и упакованы во внешние обстоятельства, как в гроб, откуда нет выхода. Герои композиции не заперты в стеклянной банке, не посажены на транспорт, с которого не соскочишь. Они сошлись вместе, потому что их свела судьба и они такие, а не какие-нибудь другие.

Никакие внешние обстоятельства не держат их вместе, и они могут разойтись в любой момент. Только для этого Ромео должен перестать любить, Отелло — ревновать, Гамлет — мстить, а Макбет пробиваться в начальство.

Герои анекдота воюют с противником, лежащим вне их. Поэтому их конфликты временны. Нет противника — нет и драмы. Герои композиции прежде всего над собой не властны. Вот суть.

Не властны бросить любить, или ненавидеть, или гоняться за деньгами. Что это за Скупой рыцарь, если его скупость от расточительства сына? Гобсек не властен бросить ростовщичество, Хлестаков врать, а сестры чеховские перестать быть деликатными.

Вот в чем суть. Не властны над собой…

Филидоров рассуждал так:

"Полтора миллиона лет — человек прямоходящий, сто тысяч лет — человек думающий, двенадцать тысяч лет — кроманьонец, семь тысяч лет — история, три тысячи лет — цивилизация. Идти уже некуда. Земля заселена. Ежегодно 5 миллионов тонн нефти выбрасывается в океан. Льют мышьяк, выбрасывают уран. На дне, запечатанная в баллоны, лежит ядерная смерть. Если мы сейчас не образумимся — мы обречены на самоуничтожение. Все это — следствие концентрации энергии.

Вернадский говорил, что ни один вид не мог жить в среде своих отбросов. Сейчас каждые двенадцать лет отбросы удваиваются. Даже производство по замкнутому циклу — не выход, производство-то растет. При замкнутом цикле отбросы удваиваются за пятнадцать лет.

Идеалы общества потребления — вот где опасность. Если мы не перестроим наши потребности — будет худа. Грязь не должна накапливаться. Должны эволюционировать наши идеалы. Идеалы общества созидания".

Так думали те, кто занялся организацией проблем — лидеров. Защита окружающей среды.

Защита.

— Глеб, поймите меня правильно… вы мне очень нужны, — сказал Филидоров. — Когда я уйду, или когда распадется мой симбиоз симбиозов и я превращусь в вещество.

— Зачем вы так?

— Я дурею от этого Сапожникова, — сказал Филидоров. — Я хочу сказать, что в любом случае вы замените меня. Вы прирожденный лидер.

— Но что "но"? — спросил Глеб после паузы. — Этого мало?

— Глеб, вы отличный специалист, — сказал Филидоров. — Но по всему миру идет научно-техническая революция… значит, нужна ее теория и нужны революционеры. Да-да, представьте себе… Это всегда особы склад мышления… Вы что думаете, я не понимаю что в принципе и вы и я могли бы додуматься до видеозаписи? Все данные уже были. Сапожников не открыл факты, но понял их связь. Мы с вами вполне могли это сделать. Однако для этого нужна определенная настройка души — у нас с вами ее не оказалось — Какая настройка?

— Я думаю, вы и сейчас не понимаете, что видеозапись это такой же переворот в культуре, как прежде книгопечатание.